Говорящий с травами. Книга первая

На том и порешили. Сборы были недолгими, и вот они уже ютятся в санях, накрывшись большой медвежьей шкурой. Полозья поскрипывают по снегу, лошадка мерно бухает копытами в утоптанный в деревне снег. И бежит она бодро, потому что весна! Она тоже чувствует скорое тепло и радуется ему. Отец с Никодимом о чем-то негромко переговариваются, до Матвея долетают только обрывки разговора, да он и не прислушивается особенно. К чему? Особенно когда рядом Анютка, доверчиво прижавшаяся к нему и счастливыми глазами глядящая вокруг.

А посмотреть было на что. Матвей каждую весну с упоением любовался просыпающейся природой. Вот на крышах вытянулись и заплакали сосульки, играя на солнце искрами. Небо синее-синее, и солнце в нем какое-то особенно яркое. В воздухе уже вовсю носятся весенние запахи, пахнет талым снегом и чудится звон ручьев. Птахи распевают, порхая над деревней и усаживаясь на коньки крыш. Все какое-то праздничное, яркое и сочное. И Анюткины зеленые глаза на этом весеннем солнце горят изумрудным блеском. Когда она смотрит на солнце, они становятся удивительно прозрачными и яркими, и Матвей не может оторвать взора от ее лица. Анютка, почувствовав его взгляд, улыбнулась мимолетно, но даже не глянула в его сторону. А Матвею того и надо – он уже почти успел покраснеть и отвернуться, но Анютка не спугнула, и он продолжал молча любоваться.

А потом они въехали в тайгу, солнечный свет спрятался, и Анютка повернулась к Матвею:

– Матвейка, а медведи уже проснулись? Или рано им еще?

Матвей задумался, потом сказал:

– Какие-то наверное проснулись. Если берлогу худую выбрал медведь, так ему капель на нос капать начала – от такого кто хочешь проснется.

Анютка представила себе эту картину и звонко рассмеялась, разбивая таежную тишину. Отсмеявшись, Анютка продолжила расспросы:

– Матвейка, а если мишка проснулся, он же злой, наверное?

– Конечно, всю зиму ведь не ел, лапу сосал. Сейчас вышел, а есть и нечего – снег пока везде лежит. Вот и ходит, ищет, чем бы поживиться. Особенно ему нравятся девчата… зеленоглазые.

Анютка нахмурилась шутливо, стукнула его маленьким кулачком в плечо:

– А парни черноглазые ему, значит, не нравятся?

Матвей заслонился ладонями и затараторил с наигранным испугом:

– Что ты, что ты! Нельзя ему парней есть – они ведь и стрелять могут начать, да и мясо у них жилистое. То ли дело девчонка. Мясо нежное, бегать быстро не может, да и ружья нет. Нет, точно девчата ему нравятся.

Анютка прижалась к нему, заглянула в глаза:

– Ну ты ведь меня защитишь?

Матвей покраснел быстро и жарко, потом сказал чуть севшим голосом:

– Ага.

Дальше ехали молча. Тайга просыпалась. Тут и там сновали белки, мелкие птицы перелетали с ветки на ветку, оглашая все вокруг звонкими трелями. Снег густо усыпан шелухой и мелкими чешуйками коры. Где-то недалеко долбит дятел.

И вот из-за сосен прямо перед санями вышагнул лось. Огромный, голова в пол-лошади размером, он величественно прошел мимо остолбеневших людей, удостоив их мимолетного взгляда. Никодим схватился было за винтовку, но отец положил ладонь на ствол и пригнул его к земле:

– Пусть идет, Никодим. С голоду мы не помираем, мясо есть. А он хозяин здесь, негоже. Да и весна, худой он, жилы сплошные. Бить его надо осенью, сам ведь знаешь.

Никодим чуть смущенно ответил:

– Да знаю, рука сама пошла…

Лось тем временем все так же неспешно брел по грудь в снегу. Высокие ноги и немалая сила позволяли ему без проблем передвигаться по глубоким сугробам…

Весна уже вступила в свои права. Будут еще и метели, и морозец схватит подтаявший снег крепкой корочкой, но это зима, силясь задержаться еще хоть ненадолго, впустую растратит последние силы.

Что принесет эта весна с собой? Деревня устала ждать плохих новостей, и они не замедлили грянуть набатом…

Глава 25

Сначала Матвей услышал долгий, на одной ноте женский крик, полный отчаяния и страха. Он тянулся и тянулся, заставляя волосы на затылке вставать дыбом, растягивая губы в непроизвольном оскале. Так кричат от безнадеги, когда помощи ждать просто неоткуда. Вихрем он вылетел из тайги на берег и увидел бьющуюся в полынье фигуру. Незнакомая молодая женщина, скорее даже девушка, из последних сил старалась выбраться на лед, но он раз за разом проламывался под ней.

Матвей рванул к ней, на ходу сбрасывая тяжелый тулуп, расстегнутый из-за тепла, скидывая валенки. Серко несся впереди, длинными прыжками стелясь над синим ноздреватым уже льдом. Долетел почти до самой полыньи, ухнул в воду, ухватил женщину за руку у самого плеча своими вершковыми клыкам, слегка сжал. А женщина, увидев подмогу, забилась еще сильнее. Она уже не кричала – не хватало воздуха и сил. Молча, обреченно билась, и от этого было еще страшней.

Матвей упал на живот и пополз, извиваясь по-змеиному. В правой руке он держал сорванные с пояса вожжи – весной он всегда ими подпоясывался, мало ли. Вот и пригодятся, похоже. Матвей, срывая голос, крикнул женщине:

– Не дергайся, замри! Потонешь!