А утром в деревню пришла беда. Отряд конников с гиканьем и стрельбой ворвался на главную улицу, пронесся к дому старосты, распугивая ребятню и топча не успевших увернуться кур. Любава, заслышав с улицы топот копыт и злое гиканье, побледнела, заметалась по дому – то ли спрятаться, то ли ухват в руки схватить…
Находники же выволокли старосту из дома, бросили в грязь. Старший, какой-то кудлатый расхристанный мужик с наганом орал громко и хлестал несчастного старика нагайкой, требуя выдать белых и выставить самогону борцам с царской сволочью. Остальные спешились и гоготали громко, давая советы, как лучше ударить. Со всех сторон потянулся народ. Женщины причитали, мужики гневно роптали.
Матвей, отец и дядька Никодим бегом бросились к месту расправы. Никодим поймал размахнувшуюся руку, сжал крепко и глянул грозно в бешеные глаза кудлатого. Тот дернулся, еще раз, но из хватки Никодима так просто не вырваться. Остальные находники грозно заворчали, дернулись было к старшаку на выручку. Отец решительно шагнул вперед, раздвинув плечами плотное кольцо, Матвей скользнул следом. Отец подступил к кудлатому, одного с ним роста, уставился в яростные синие глаза, спросил спокойно:
– Пошто старосту нашего калечишь?
Никодим выпустил руку, встал плечом к плечу с Матвеем, возвышаясь над всеми на добрую голову.
Кудлатый с вызовом, пьяно выламываясь, крикнул отцу в лицо:
– Счас и тебя покалечу, контр-р-р-р-ра…
И замахнулся нагайкой. Отец брезгливо толкнул его в челюсть, даже не ударил. Тот ухнул в грязь, толпа его ближников разразилась громким гоготом. Кудлатый вскочил, цапнул наган, и тут уже Никодим ударил его по голове пудовым кулаком. Ударил сверху, не жалеючи, и кудлатый упал плашмя, закатив бельма глаз, из носа его потекла струйка крови. Бабы в толпе завопили:
– Ох, убил! Как есть убил.
Вся ватага онемела на миг, а потом с ревом бросились на Никодима. Вокруг Матвея замелькали кулаки, кто-то выстрелил в воздух. Никодим размахивал своими кулачищами как молотами, бил куда ни попадя, и каждый удар укладывал одного противника в грязь. Отец же бил короткими точными резкими ударами, и скоро мало кто дерзал к нему подступиться. Матвей тоже не остался в стороне. Увидев, как один из находников тянет с перевязи шашку, он подшиб его под колено и двинул кулаком в затылок, укладывая лицом в грязную снеговую кашу. Мужики рвали из ближайшего забора колье и били извергов изо всех сил. Понимали, что щадить нельзя. Упусти одного, и не будет потом жизни. Вернется и приведет большую силу, и сгорит деревня. Над улицей стоял рев и вой избиваемых, прозвучало несколько выстрелов. Деревня ворочалась и рвала врага зубами, словно раненый зверь. На силу нашлась другая сила. Били находников долго, войдя во вкус и мстя им за этот год страшного ожидания и за старосту, за все сразу.
А потом стащили их всех в один большой сарай, где и заперли, приставив пару мужиков с отобранными винтовками и шашками. Кудлатый оказался крепким и вскоре пришел в себя. Стал громко орать, требовать развязать и вернуть оружие, грозил всевозможными карами, обещал наградить. Но вскоре замолк.
Мужики же собрались у околицы держать совет – что же делать дальше. Отпустить этих – греха потом не оберешься. А убивать… рука не поднимется. Вот и ломали голову, решая судьбу никчемных людей. Никодим, со сбитыми в кровь кулаками и большой ссадиной на скуле, проворчал негромко, но так, что услышали все:
– Спалить их вместе с сараем, и всех делов…
Мужики зароптали. Староста, уже оправившийся и сидевший на прислоненной к забору лавке нахохлившимся вороном, сказал сухим надтреснутым голосом:
– Никак нельзя, Никодим. Мы ведь не звери какие…
Никодим перебил его:
– А что тогда? Отпустить с миром? Может, и меду им налить еще прикажешь?
Глаза его зло сверкали, на скулах гуляли желваки, кулачищи сжаты.
Отец Матвея обвел всех тяжелым взглядом:
– Решать все одно как-то придется. Отпускать их нельзя, но и убивать ведь никак. Давайте прикинем, что будет, если они сейчас уйдут?
Отец Игнашки, вечно хмурый Петро, вскинулся:
– Как что будет? Приведут они сюда орду таких же лиходеев, и все поляжем! Не сдюжить нам супротив оружных-то, так, нет?
Отец Матвея нехорошо так улыбнулся:
– Ну, мы тоже не безответные. Винтовки почитай в каждом втором доме. Неужто не отобьемся?
Все притихли, оценивая реальную возможность боя на улицах родной деревни. Лица мужиков скучнели. Матвей протиснулся вперед:
– Бать, а давай я Любаву приведу? Очень этот кудлатый похож на того, про кого она рассказала.
Мужики удивленно закрутили головами – какая такая Любава? Староста спросил таким же каркающим голосом:
– Что за Любава такая? И про кого она рассказывала?
Отец кивнул Матвею, и принялся рассказывать. Матвей живо добежал до дома, позвал за собой Любаву:
– Не бойся, пойдем, посмотришь. И если узнаешь кого… – он не договорил, но и так все было понятно. Любава вскинулась сначала испуганно, а потом глаза ее зло сверкнули, и она сказала решительно:
– А пойдем! Я этого… этого… я его где хочешь узнаю!