Говорящий сокол. Английские и шотландские народные баллады

Жил некий лорд с тремя дочерьми
В дальнем западном краю.
И явилась одна из них в Холируд
Предложить там службу свою.

Мэри Хэмилтон в церковь как-то пришла,

На груди ее ленты шуршат, —
И король священника не слыхал,
К Мэри был устремлен его взгляд.

Мэри Хэмилтон в церковь как-то пришла,

Ленты в волосы вплетены.
И король лишь о Мэри думать мог,
Не о боли своей страны.

Мэри Хэмилтон в церковь как-то пришла,

И перчатки у ней на руках.
И король о своей королеве забыл,
О поместьях и о деньгах.

Не была она при дворе короля

Год — и день еще как раз.
Не могла сидеть, не могла стоять,
От людских укрылась глаз.

И пошел король в монастырский сад,

Из земли можжевельник извлек,
Чтоб очистить чрево от плода, —
Ничего он добиться не смог.

Стали шептаться и там, и сям,

И упорно молва поползла:
Что Мэри слегла — ну что за дела? —
Что ребенка она родила.

Золотая тесьма в густых волосах,

Королева сама — к ней в покой:
«Где тут ребенок, который кричал
И отдых нарушил мой?»

«Ах, нет ребенка в покое моем,

Но все же на мне вина:
Я от колик в желудке кричала сейчас,
Я, видно, серьезно больна».

«Мэри Хэмилтон, я — королева твоя,

Придержи свой лживый язык!
И лучше скажи мне, где то дитя,
Чей я слышала жалобный крик?»

«Ах, я завернула его в платок,

Зашвырнула в морской прибой:
Пусть бы он потонул — или выплыть бы смог,
Только не был бы больше со мной».

«Мэри Хэмилтон, ты заслужила смерть,

И теперь готовься к ней.
Сохранила бы ты дитя живым —
Это было бы к чести твоей.

Мэри Хэмилтон, встань же, скорее встань

И покинь королевский дом.
Отвезут тебя в город Эдинбург;
Ты предстанешь перед судом».

Ах, как медленно, медленно встала она,

Собиралась совсем не спеша.
Рыдала она, стонала она,
И ныла ее душа.

Она тряслась на буром коне,

И не верилось ей никак,
Что к страшной виселице ее
Приближается каждый шаг.

«Джентльмены! Не надо, не надо спешить,

Лошадей не стоит гнать.
Вам таких измученных женщин, как я,
Не случалось еще провожать».

И вот они въехали в Кэннон Гейт{60},

По макушку в дорожной пыли.
Все женщины в окна смотрели на них
И слез сдержать не могли.

Парламентский Спуск проехали,

И еще другие места.
На нее глядели и плакали
Горожанки у Креста{61}.

«Не плачьте, не плачьте, женщины,

На мне такая вина!
Вчера я убила свое дитя
И теперь умереть должна».

На три ступеньки в суд поднялась,

Презирая свой позор.
Трижды громко смеялась она, но суд
Вынес смертный приговор.

«Сорвите платье, бросьте его —

И пускай лежит в пыли;
А глаза прикройте мне платком,
Чтоб не видели петли.

Четыре Мэри было нас,

Но окончилась жизнь моя.
Да, Мэри Битон и Мэри Ситон,
И Мэри Карайккл — да я.

Я королеве каждый день

Надевала ее наряд.
За то в награду для меня
Тут два столба стоят.

Я утром причесывала ее,

А на ночь стелила постель.
За это болтаются меж столбов
Крепчайшие из петель.

Королева, которой служила я,

Будет проклята с этого дня:
Ведь могла бы простить — но велела судить,
И нынче вздернут меня.

Ах, как счастливы, счастливы девушки те,

Кому не дал бог красоты,
А меня сгубил румянец щек
И лица моего черты.

Моряки, моряки, заклинаю вас всех,

Как отправитесь в край родной,
Ни отцу, ни матери не говорить,
Что я не вернусь домой.

Как волны морские вас принесут

К далекой нашей земле,
Не узнают пусть ни отец, ни мать,
Что я болтаюсь в петле.

Ах, матушка, знать не знала ты,

Качая меня по утру,
В какие края уеду я
И какою смертью умру.

Ах, отец мой, ты тоже знать не знал,

Как меня качал на руках,
Что когда-нибудь я, надежа твоя,
Закачаюсь на двух столбах.

Ах, если б узнали отец мой и мать,

Что сталось теперь со мной,
Примчались бы три мои брата сюда
И кровь пролилась бы рекой.

Не плачьте, женщины, обо мне,

Возвращайтесь в свои дома.
Та мать, что убила свое дитя,
Заслужила смерти сама».