Говорят что здесь бывали… Знаменитости в Челябинске

Однако впечатления от новых мест были настолько яркими, что Пастернак просто не смог их не использовать. Здесь родились стихотворения «Урал впервые», «Ивака», «На пароходе». Еще большие связи с Уралом обнаруживаются в прозаических произведениях Пастернака. Женя, героиня «Детства Люверс», родилась и выросла в Перми. Действие «Повести» происходит в другом уральском городе, Усолье. Уральскими страницами наполнен и «Доктор Живаго». В городе Юрятине, описанном в романе, отчетливо проступают пермские реалии. Героиня романа Лара – уроженка Юрятина, в нем же разворачиваются основные события второй книги.

Находясь вдалеке от столичной суетной жизни, Пастернак решил многие важные для себя вопросы, окончательно связав себя с литературой. У него навсегда остались самые добрые воспоминания об Урале. На одной из фотографий, сделанных во Всеволодо-Вильве, он написал: «Это было одним из самых лучших времен моей жизни…» И этим всё сказано.

Пастернак в Челябинске

Октябрьская революция и перемены, произошедшие в жизни страны, поначалу воспринимались Пастернаком отстраненно. «Революция, хороша она или плоха, близка ли мне или далека, есть все-таки осмысленная и единственная реальность с какою-то своей закономерностью и логикой», – писал он родителям в сентябре 1924 года. Его стихи издавали, его голос слышали. С родителями и сестрами, выехавшими за границу, сохранялись тесные контакты: регулярная переписка, возможность посетить их. Духовный минимум, чтобы жить, был.

Наиболее талантливые из власть предержащих пытались наставить на путь истинный. Николай Бухарин, один из идеологов большевизма, в докладе на Первом съезде Союза советских писателей (1934) отмечал: «Борис Пастернак является поэтом, наиболее удаленным от злобы дня. Он, безусловно, приемлет революцию, но он далек от своеобразного техницизма эпохи, от шума быта, от страстной борьбы. Со старым миром он идейно порвал еще во время империалистической войны и сознательно стал „поверх барьеров“. Кровавая чаша, торгашество буржуазного мира были ему глубоко противны, и он „откололся“, ушел от мира, замкнулся в перламутровую раковину индивидуальных переживаний, нежнейших и тонких… Это – воплощение целомудренного, но замкнутого в себе, лабораторного искусства, упорной и кропотливой работы над словесной формой… Пастернак оригинален. В этом и его сила и его слабость одновременно, оригинальность переходит у него в эгоцентризм…»

В «Литературной энциклопедии», выходившей в тридцатые годы XX века, отмечалось: «Крупное поэтическое дарование П(астернака) обусловило за ним репутацию большого и своеобразного поэта, оказавшего влияние на советскую поэзию», но тут же говорилось и о том, что он «никогда не был субъективно против пролетарской революции. Но… не находился и в рядах активных борцов за нее». А между тем времена менялись, и находиться вне системы, над ней было всё труднее и труднее. Ее надо было либо принимать и соответственно служить ей, либо отвергать и тогда быть готовым ко всему, вплоть до смерти. Ощущение, что он чужой для своей родины, что он не такой как все, мучило Пастернака. Он болезненно размышлял и искал ошибки в себе. Надеялся принять то, что не мог принять естеством своим. Чтобы убедиться в правоте своих критиков, он в мае 1931 года вошел в состав бригады газеты «Известия», включавший деятелей культуры, пожелавших познакомиться с ударными стройками первой пятилетки. В нее, кроме Пастернака, вошли публицист В. Полонский, писатели Ф. Гладков и А. Малышкин, художник В. Сварог. Бригада должна была посетить Челябинск, Магнитогорск и Кузнецк. Однако, прибыв в Челябинск, ее участники решили отказаться от поездки в Магнитогорск, увеличив свое пребывание в Челябинске до четырех дней. График работы был насыщенным. В письме к З.Н. Нейгауз, датируемом началом июня 1931 года, Пастернак писал: «Строятся действительно огромные сооруженья. Громадные пространства под стройкой, постепенно покрываясь частями зданий, дают понятье о циклопических замыслах и о производстве, которые в них возникают, когда заводы будут построены. Хотя это говорилось сто раз, всё равно сравнение с Петровой стройкой напрашивается само собой. Таково строительство в Челябинске, т. е. безмерная, едва глазом охватываемая площадь на голой, глинисто-песчаной почве, тянущаяся за городом в параллель ему. Над ней бегут грязные облака, по ней бегут облака сухой пыли и вся она на десятки километров утыкана нескончаемыми лесами, изрыта котлованами и пр. и пр. Это строят тракторный завод, один только из цехов которого растянулся больше чем на полверсты, т. е. будет ютить больше чем 2 кв. километра под одной крышей».