Читаем Говорила мама… полностью

Говорила мама…

Я подсаживаюсь к ней. Не за горками конец ноября, – грустно улыбается мама. – Земля вжэ на покое… Зима, как говорят стари люды, с коня слезае, встае на ноги, кует седые морозы, стелет по рекам-озерам ледяные мосты, сыплет из одного рукава снег, а из другого – иней… Всэ щэ впереди… А пока тепляк щэ, славь Бога, трошки держится, ушедшему лету вследки растерянно кланяется, – в печали качает мама головой. – Всякэ тепло кончаеться… Запасаюсь тёплышком на зиму… Всёжки сентябрь – дверь в дожди, в холода. Журавли сбираются на болотине уговор держать – яким путём-дорогою на тёплые воды лететь… Ветер разом колыхнёт… Аж жарко! То холодно, то парко… Бачишь, як ворон против ветра кричить? Край! Край! Край тепла! Дождь будэ… Волосья у меня свалялось, як валенок. Надо сёгодни помыть голову…

Гриша идёт на низ. Там центр села. Магазины.

Он крикнул:

– Ма! Бегу в лавку сорить деньгами. Что брать?

– Бери побольшь та подешевше! – смеётся мама.

Мама долго молчит. Потом тихо роняет:

– Дней у меня, сынок, остаéться всё меньче… Як хороше, шо ты приихав… Хочь надывлюсь на тэбэ. А вот уедешь… Ну… Когда Гриша в доме, ще ничо… А як уйдэ на завод, одной сидеть скушно. И стены, Толенька, боляче кусаються…

– Ма… А мне сегодня пятьдесят шесть. Что бы Вы мне пожелали?

– Та шо ж я тоби, сынок-золотко, возжелаю? Ты Грише скажи. Он казак при грамоте. Лучше шо придумае пожелать.

– Да не Гриша мне нужен. Вы! Я хочу, чтоб Вы сказали.

– Ну шо?.. Я всэ забула, як барашка… Тут помню… тут не помню… Даже вчерашний день потеряла… Не помню, шо учора делала… Кибитка, – стучит себя ногтем по виску, – не варит. Тилько отбывае фокус… Ну… Счастья… Здоровья… Здоровье – это наше всё! А без здоровья всё – ничто. И дай Бог тоби жить туда надальшенько.

Ни торжественной ружейной пальбы по случаю моего 56-летия, ни стрельбы из бутылок с шампанским, ни глухого перепоя, ни просто примитивного буревестника.[90] Ничего…

Никто из наших и не заикнулся про мой день.

И я ни на кого не в обиде.

У нас просто не принято отмечать чьи-то дни рождения.

И тянется это издалека.

Растёт из вечной нищеты.

10 сентября 1994. Суббота.

А через день я уезжал из Нижнедевицка.

Провожали меня до автобуса и мама, и Гриша.

Мама плакала, винилась, что у меня не отпуск получился, а каторга:

– Отдохнул – и погреб вырыл! Хиба цэ отдых?

– И погреб, мам, надо рыть, раз есть в том нужда. На своих работа не барщина… А отдохнуть ещё успеется. Вот подбежит новое лето. Приеду отдохну.

И не знал я тогда, что говорил с мамой в последний раз.