Говорит Альберт Эйнштейн

Альберт приятно польщен тем вниманием, которое стали оказывать различные учебные заведения, предлагая ему занять должность или выступить в качестве приглашенного лектора. Вернувшись в Прагу, они вместе с Милевой направляются в Цюрих в надежде получить назначение в Политехникуме. В какое же недоумение они впадают, узнав, что цюрихские чинуши от образования называют должность «профессор теоретической физики» непозволительной роскошью.

В защиту Альберта выступает Генрих Цангер: «Он не является хорошим педагогом для умственно ленивых господ, которые просто хотят записать конспект лекции, а потом заучить его наизусть к экзамену. Он действительно не лучший оратор, но любой желающий по-настоящему научиться тому, как честно работать над своими идеями в физике, понимать глубинный смысл проблем, тщательно исследовать все допущения и видеть все ловушки и препятствия на этом пути, посчитает Эйнштейна первоклассным преподавателем, потому что все это он объясняет в своих лекциях и они заставляют аудиторию думать».

Цангер возмущен нерешительностью цюрихских властей.

Альберт пишет Цангеру: «Оставьте Политехникум на волю Божью».

Но сам сдаваться не желает. Альберт обращается за рекомендательным письмом к Марии Кюри и Пуанкаре. И вуаля. Политехникум выделяет для Альберта место профессора теоретической физики. Альберт с Милевой и детьми готовятся к возвращению в Цюрих.

В пражских газетах новости об уходе Альберта восприняли безрадостно, предполагая, что причиной тому стали антисемитские настроения. Альберт публично отрицает эти домыслы. Хотя ему трудно скрыть свое огорчение.

В очередной раз они пакуют чемоданы и отправляются в путь длиной 640 километров, обратно в Цюрих.

Там они поселяются в шестикомнатной квартире — пятом по счету жилище в Цюрихе. Альберт возобновляет свои регулярные встречи с Цангером и Гроссманом. Вместе с детьми они с Милевой посещают воскресные музыкальные вечера в доме математика Адольфа Гурвица. Там исполняют Моцарта и Шумана, который так нравится Милеве.

Альберт оказался в своей стихии. Но каждый, и в особенности он сам, замечает, что физическое и психическое состояние Милевы усугубляется. А суровая зима грозит ее доконать.

Востребованный, как никогда, Альберт уезжает в Берлин, чтобы в стенах Физико-технического института проконсультировать Эмиля Габриеля Варбурга, изучающего фотохимические процессы. У Вальтера Нернста накопились вопросы по удельной теплоемкости (количеству теплоты на единицу массы, необходимому для повышения температуры на один градус Цельсия), а Фриц Габер жаждет пообщаться с Альбертом на темы квантовой химии.

Разместившись в доме Варбурга, он отыскал свою родню: тетю Фанни и дядю Рудольфа — сына Рафаэля Эйнштейна, родного брата деда Альберта по отцовской линии. Они проживали на южной окраине города в округе Шенеберг вместе с дочерью Эльзой, кузиной Альберта.

При встрече с ней на Альберта нахлынули воспоминания о детстве в Мюнхене. Она была тремя годами старше Альберта и уже успела развестись с текстильщиком Максом Левенталем, оставшись с двумя дочерьми: застенчивой Марго одиннадцати лет и девятилетней упрямицей Ильзе. Белокурая, голубоглазая с прищуром, Эльза, излучающая мягкое тепло, после развода вернула девичью фамилию Эйнштейн, став заметной фигурой в творческих, политических и научных кругах.

На городской электричке они доезжают до озер Большое Ванзее и Малое Ванзее на реке Хафель. Едят шербет, любуясь парусниками, что рассекают залитую солнцем воду.

— Мне так одиноко. Никакой любви. Мне бы кому-нибудь довериться. Тому, кто примет мою душу, а главное, разум. Понимаешь?

— Конечно, милый Альберт.

Они зарезервировали номер в отеле «Бонвердэ».

Наклонившись, он срывает цветок и протягивает его Эльзе:

— Это тебе.

— Мне?

— Да, тебе.

— Как это называется?

— Myosotis alpestris. Незабудка. Пообещаешь мне кое-что?

— Что угодно.

— Не забудь-ка.

Она притягивает его лицо к своим губам.

^{АЛЬБЕРТ И ЕГО ДОРОГАЯ ЭЛЬЗА}

Альберту мерещится лицо Милевы, каким оно было шестнадцать лет назад.

— Хочешь, я всегда буду рядом? — спрашивает Эльза.

— Хочу.

Аромат ее духов пробуждает в нем влечение.

Она нашептывает:

— Я рядом.

— Заходит солнце. Звезд часы настали.

— Какая прелесть, — произносит она. — Ты сочинил это для озорницы Эльзы?

— Я только вспомнил. А сочинил Гёте. Нам с ним обоим не слишком повезло. Каждый прикован цепями к житейским обязанностям. Я бы с радостью просто прошелся бок о бок с тобой или предался любому другому приятному занятию в твоей компании.

Альберт совершенно запутался.

Через две недели он, отягощенный муками совести, пишет ей из Цюриха: «Итак, я пишу тебе сегодня в последний раз и смиряюсь с неизбежным, и ты должна сделать то же самое. Ты поймешь, что не жестокосердие и не отсутствие чувства заставляет меня так говорить, потому что ты знаешь, что я, как и ты, несу свой крест без надежды. Если когда-нибудь ты окажешься в трудном положении, если тебе просто захочется облегчить душу, вспомни про своего кузена, который готов подставить свое плечо, что бы ни случилось».