Если дар видеть суть вещей и сводить сложное к его простой сущности является признаком несомненного величия, то Гитлеру нельзя отказать в этом величии. Нельзя отрицать и другое качество Гитлера, которое также считается признаком политической значимости. Это — способность вдохновить других одаренных людей своей интуицией и склонить их работать на свои цели. Очевидно, от этого человека исходит поток силы и вдохновения. И даже такой проницательный скептик, как господин Шахт, президент Рейхсбанка, не раз заявлял, что после встреч с Гитлером, он уходил нервным и возбужденным. Это не просто фразеология нового византийства. О подобном воздействии мне говорили многие. Сам я этого никогда не испытывал, но и не могу отмахиваться от впечатлений других. Такое воздействие оказывает широкий кругозор Гитлера. Гитлер для всех нас расширил пределы нашего представления о мире и показал нам "все царства мира и их величие".
Я умышленно ссылаюсь на библейский текст. Именно демонические возможности этого человека, его дар видеть проблемы в новом свете, а горизонты в ином измерении сформировали его. Мы сумеем преодолеть этот демонический дар, обладающий силой соблазна и убеждения, только если беспристрастно исследуем эту силу и решим, что же делает ее столь труднопреодолимой.
Существует веская причина опасаться, что Гитлер в ходе политической борьбы сможет вскоре поставить демократов в трудное положение. Они могут оказаться втянутыми в открытую пропаганду устаревших идей, противоречащих здравому смыслу и прогрессу. Например, пропаганду той старой Европы, возвращения которой уже никто не хочет. Никто больше не желает той Европы, какой она была между двумя войнами и до революции, когда континент поделили национальные границы, когда разгорелась национальная борьба, когда мы столкнулись с экономическим протекционизмом и всевозможными "препятствиями на пути". Никто не хочет устаревшей внутренней политики, исключая, быть может, небольшую по численности элиту. Для масс, которых мало заботят принципы и политические дебаты, она утратила всю свою привлекательность. Никто не желает старого общественного порядка, где, с одной стороны, проповедуется война, уже не имеющая важного значения для рабочих, а с другой стороны, осуществляется защита социальных и экономических привилегий, которые уже не находят своего оправдания. И никто не хочет старой экономической системы, давно лишенной своих существенных черт, но все еще усердно защищающей собственные границы, внутри которых находятся ортодоксальная валютная система, устаревшая организация торговли, отмирающая финансовая политика и так далее.
Что случится, если Гитлер станет управлять Европой с помощью умеренной и сдержанной власти вместо деспотического правления? Если в конце концов он станет более терпимым и определит для своего мира такие условия, которые обеспечат членов федерации или Европейской лиги разумно установленными свободами и выгодами, таящимися в столь огромной экономической и административной единице? Если впоследствии под нацистским руководством европейский континент приобретет форму, к которой в своем историческом развитии он давно прокладывал себе дорогу — форму экономического и политического единства, при которой не будет растрачиваться энергия на преодоление трудностей и ограничений, постоянно возникавших? Может быть, это будет союз, в котором многочисленные национальные и расовые различия между жителями сохранятся, по достоинству оценятся и разовьются дальше, везде, где бы они не нуждались в территориальном самоуправлении и в сохранении национальной культуры, обычаев и самобытности?
Что случится, если благодаря Гитлеру появится нечто типа восхваляемых Соединенных Штатов Америки? Не в механическом, рационалистическом и схематичном виде, который отстаивают все паневропейцы, а в форме, характерной для Европы, индивидуально приспособленной к действительности, традициям и историческому опыту? Такой порядок, детально разработанный для каждого случая, будет отличаться в Голландии или Норвегии, от Швейцарии или Польши и т. д. Это не порядок, оформленный по последнему образцу, и не рационализированная схема, восхищавшая радикальных плановиков. Если в Европе возникнет союз, сумеющий сберечь все богатство исторического развития рас и сообществ с различным культурным уровнем, то что произойдет дальше?