Говорит и показывает Россия

Превращение НТВ в протестное движение выглядело неестественным. Журналисты вывесили флаг НТВ за окном своей студии в “Останкино”. Новостные программы начали выходить с зеленым логотипом канала, перечеркнутым по диагонали красным словом “протест”. Лозунг “Новости – наша профессия” превратился в лозунг “Протест – наша профессия”. НТВ сократило свое вещание до информационных выпусков. В остальное эфирное время НТВ показывало то, что в реальном времени происходило внутри его собственных телестудий и других помещений. По сути, это было реалити-шоу “Большой брат” – еще до того, как этот формат утвердился в России. Было очень странно наблюдать, как Киселев в элегантном черном пальто обращается к митингующей толпе в своей узнаваемой манере респектабельного телеведущего, а потом берет за руки других корреспондентов, и они все вместе раскачиваются в такт песне. Парфенов не выдержал такого стилистического диссонанса и опубликовал открытое письмо Киселеву в газете “Коммерсантъ”, в котором объявил о своей отставке. “Я не в силах больше слушать твои богослужения в корреспондентской комнате – эти десятиминутки ненависти, – а не ходить на них, пока не уволюсь, я не могу”[420].

Через два дня Парфенов пришел в студию НТВ, чтобы принять участие в ток-шоу “Антропология”, где присутствовали исключительно сотрудники канала. “Ты – предатель! – прокричал ему в прямом эфире Дмитрий Дибров, ведущий ночного ток-шоу. – Ты хоть понимаешь, что ты предатель? Ты своим письмом предал нас, когда мы боремся за свободу слова!”[421]. Парфенов, как всегда ироничный, спросил своего эмоционального коллегу: “Дима, ты что, можешь произносить слова «предатель», «свобода слова» и «борьба» только вот так – с тремя восклицательными знаками?” Принципиальная позиция Парфенова выглядела бы более убедительно, если бы он уже не получил заманчивое предложение от новых хозяев НТВ.

В действительности конфликт с НТВ имел гораздо большее отношение к свободе слова, чем многие сознавали. Да и сама свобода слова – не синоним объективности и не оценка качества журналистики; она является просто правом человека высказывать свое мнение, не боясь при этом преследований. НТВ не было примером объективности, но зато было необходимой составляющей плюрализма, или многоголосия. Если бы в России вещали еще десять частных влиятельных информационных каналов с тем же охватом аудитории, как у государственного телевидения, то судьба одного НТВ не имела бы такого значения. Но в России работали тогда два государственных или квазигосударственных канала с еще более мутным, чем у НТВ, финансированием. Захват НТВ был не только расправой с неугодным олигархом или критически настроенными журналистами – он уничтожал само понятие соперничества и конкуренции.

Лучше других это понимали не молодые зрители НТВ, а те самые “осколки” советской интеллигенции, шестидесятники. Они быстро распознали в конфликте вокруг НТВ прямой отголосок советской практики подавления, которую многие из них испытали на себе. Группа российских интеллектуалов – поэтов, артистов, художников и журналистов – опубликовала письмо в защиту НТВ под названием “Самое время начать беспокоиться”:

Политический подтекст этих преследований совершенно очевиден: подавление инакомыслия в стране. Старания власти объяснить происходящее исключительно финансово-хозяйственными или уголовно-процессуальными претензиями к холдингу и его владельцам представляются нам лицемерными.

Между тем российское общество все это время наблюдает за происходящим с поразительным хладнокровием. Создается впечатление, будто защита свободы слова – частная проблема телеканала НТВ и его партнеров, а угроза этой свободе – персональная неприятность сотрудников одной корпорации.

Это опасное заблуждение. Мы не сомневаемся, что политические последствия перехода НТВ под государственный контроль затронут всех. Весь мировой опыт – и особенно наш собственный, советский – подтверждает: приучив общество к молчанию, государство быстро входит во вкус. И этот вкус вскоре почувствует каждый – вне зависимости от отношения к бизнесу и политике[422].