Говорит командир корабля. Вопросы, ответы и наблюдения опытного пилота

«Взлета? — переспрашивает она. Делает паузу, немного опускает свои очки, прочищает горло. — Почему бы вам не позаботиться о том, чтобы поднять этот дурацкий самолет в воздух, прежде чем думать о моем багаже, черт побери?»

Женщина смотрит на меня, надменно поджав губы, и в ее очках отражается искаженное гримасой лицо сильно вспотевшего и очень расстроенного молодого командира экипажа — ему лишь недавно исполнилось 24 года. Самым сложным в работе ему кажется борьба с желанием воспринимать ее как данность. Я сдерживаю себя, выдавливаю улыбку, неловко усмехаюсь. Я сохраняю самообладание, заботясь не о чести Northwest Airlink, авиакомпании, на которую тружусь в адский зной. Я думаю о том 12-летнем пареньке, которым я был не так уж давно и чья главная мечта заключалась в желании носить погоны летчика гражданской авиации. Если для осуществления этой мечты иногда приходится сносить оскорбления от озлобленных пассажиров, что ж, придется это стерпеть.

* * *

Я смутно помню тот день, когда впервые самостоятельно управлял небольшим самолетом, но могу до мельчайших подробностей восстановить свой первый полет в качестве летчика гражданской авиации. 21 октября 1990 года я при помощи желтого фломастера увековечил в своей летной книжке. Несмотря на мизерную зарплату, счастье переполняло меня. В тот памятный день в половине десятого утра (за час до начала подготовки к рейсу) мне пришлось поехать в супермаркет, потому что к тому моменту я успел потерять галстук. (Никогда не забуду лицо продавца, когда я сказал «однотонный, черный» и «не из шелка, а из полиэфирного волокна».) Затем, незадолго до полудня, в сгущающихся облаках я отправляюсь на самолете, вылетающем престижным рейсом из Манчестера в Бостон. Это 20-минутный перелет, на котором часто можно встретить (что неудивительно) голливудских звезд, шейхов и политиков.

На рейсе не было бортпроводника, поэтому закрывать дверь кабины пришлось мне. Выполняя этот маневр в утро своего дебюта, я, как учили, повернул ручку, чтобы защелкнуть замки, одним ловким и быстрым движением — и порезался, поцарапал костяшки правой руки о шляпку неплотно завинченного болта. В процессе руления мои пальцы были замотаны окровавленной салфеткой.

Это странно, невероятно и очень символично: мой первый рейс приземлился в международном аэропорту Логан. Летчики гражданской авиации, особенно новички, — мигранты, часто переезжающие из города в город по мере продвижения по служебной лестнице. Поэтому действительно редко удается садиться в аэропорту, рядом с которым ты вырос. Под словами «аэропорт, рядом с которым вырос» я имею в виду то, что может понять только увлеченный самолетами человек. В тот день в 1990 году, пролетая мимо моста через Мистик-ривер и заходя на посадку на полосу 15R, я сощурился, чтобы разглядеть парковки и обзорную площадку, где в детстве сидел с биноклем и тетрадкой, записывая регистрационные номера приземлявшихся самолетов.

Northeast Express была успешной молодой региональной компанией. Мы летали под названием Northwest Airlines, кодшерингового[66] партнера, с которым мы делили рейсы и использовали их цвета. (Northeast, Northwest — наши пассажиры иногда путались.) Несмотря на то что авиакомпания быстро развивалась, руководство оказалось столь скупым, что мы даже не имели нормальной униформы. Носили то, что осталось на складах старой авиакомпании — Bar Harbor Airlines. Мистеру Карузо, владельцу нашей компании, раньше принадлежал этот перевозчик, и я подозреваю, что его гараж был забит остатками их имущества. Bar Harbor считался легендарным патриархальным — в духе Новой Англии — авиатакси, до тех пор пока не был поглощен Lorenzo’s International. Помню, в детстве, в конце 1970-х, я сидел за домом и наблюдал, как турбовинтовые самолеты авиакомпании Bar Harbor один за другим с шумом проносились над холмами Восточного Бостона и Ревира.

Двенадцать лет спустя мне выдали винтажный костюм от Bar Harbor — шерстяной, голубовато-серый, испачканный и протертый на коленях и локтях. Подкладка пиджака держалась на булавках и выглядела так, будто лацканы кто-то жевал. Неизвестный мне второй пилот Bar Harbor сносил его до дыр: карманы прорвались, а плечи пропитались авиатопливом. Я почти уверен, что до меня его никто никогда не стирал. Наши металлические кокарды для фуражек и крылышки[67] на лацканах тоже были выцветшими, поношенными артефактами от Bar Harbor. Когда мы, новички, в наших «новых» формах выстроились для групповой фотографии, было похоже, что это члены экипажа какого-нибудь мозамбикского самолета, выходящие на бетонированную площадку в Мапуту.