Говорить ли президенту?

Через вращающиеся двери Марк протиснулся в вестибюль гостиницы «Мейфлауэр», взглядом ища Элизабет. Как он хотел видеть ее, как хотел перестать лукавить и открыть ей правду. Все это просто совпадения, уверял он себя. Не найдя ее, он занял комфортабельное кресло, откуда хорошо просматривался вестибюль.

У газетной стойки в конце вестибюля какой-то человек покупал «Вашингтон пост». Он и не пытался ее читать, но Марк этого не заметил. Вдруг он увидел, что к нему приближается Элизабет вместе с сенатором Декстером. Черт, этого только недоставало!

— Привет, Марк. — Она ласково чмокнула его в щеку.

Иуда, указывающий фарисеям жертву? Если так, то это удар под дых.

— Марк, пожалуйста, познакомься с моим отцом.

— Доброе утро, сэр.

— Доброе утро, Марк. Рад познакомиться с вами. Элизабет много о вас рассказывала.

А что ты сможешь мне рассказать, думал Марк. Где ты был 24 февраля? Где будешь завтра?

— Марк, да что с тобой? — допытывалась Элизабет.

— Нет, ничего. Извините, сенатор, я тоже очень рад познакомиться с вами.

Сенатор как-то странно смотрел на него.

— Что ж, дорогая, я, пожалуй, пойду — сегодня у меня масса дел. Как обычно, жду тебя завтра на обед.

— Хорошо, тогда увидимся, папа. Спасибо за завтрак — и за беседу.

— До свидания, Марк. Надеюсь, мы скоро увидимся. — Сенатор Декстер по-прежнему вопросительно смотрел на него.

— Возможно, — тихо сказал Марк.

Они смотрели ему вслед. И не только они — еще трое в вестибюле провожали удаляющегося сенатора взглядом. Потом один из них пошел звонить.

— Марк, что на тебя нашло? Почему ты был так резок с моим отцом? Я очень хотела, чтобы вы познакомились.

— Извини, я просто устал.

— А может, ты что-то от меня скрываешь? — спросила Элизабет.

— Могу задать тебе тот же самый вопрос.

— О чем ты говоришь?

— Ох, не знаю, давай оставим это, — досадливо бросил Марк. — Зачем тебе понадобилось со мной встретиться?

— Просто потому, что я хотела познакомить тебя с отцом. Что в этом странного? Черт меня дернул!

Она развернулась и быстро зашагала по коридору, и, толкнув вращающуюся дверь, вышла из отеля. За ней наблюдали трое. Один из них последовал за Элизабет, двое остались следить за Марком. Он побрел к выходу. Швейцар церемонно поклонился ому.

— Машину, сэр?

— Нет, спасибо. Я пойду пешком.

Когда Марк вернулся в кабинет, директор говорил по телефону. Увидев его, он показал на большое кожаное кресло у стола. Марк опустился в него; в голове шумело, Директор положил трубку и в упор посмотрел на агента.

— Итак, вы познакомились с сенатором Декстером. Должен признаться: либо доктор Декстер и вправду ничего не знает, либо заслуживает «Оскара» за представление, которое она дала в «Мейфлауэр».

— Вы все видели, — проговорил Марк.

— Разумеется — и даже больше того. Две минуты назад она попала в аварию. Подробности мне только что сообщили по телефону.

Марк подпрыгнул.

— Она не пострадала. Пара сотен долларов на ремонт ее маленького «фиата», а на автобусе, в который она врезалась, ни царапины. Впечатлительная девушка. Сейчас она едет на работу в такси, точнее, думает, что едет в такси.

Марк вздохнул, смирившись с судьбой.

— Где сенатор Декстер? — спросил он.

— Поехал в Капитолий. Сделал оттуда телефонный звонок — ничего важного.

Марк чувствовал себя слепым котенком.

— Что я должен делать теперь?

В дверь постучали, и на пороге возник безымянный человек. Он протянул директору записку, и тот быстро пробежал ее глазами.

— Спасибо.

Безымянный человек вышел. Марк приготовился к худшему. Положив записку на стол, директор взглянул на агента.

— В 10.30 сенатор Торнтон устраивает пресс-конференцию в комнате № 228 комиссии сената. Вам нужно там быть. Сразу после его выступления звоните мне. Вопросы, которые будут задавать журналисты в конце, неважны. Они никогда не бывают важны.

Марк пошел к сенату пешком, надеясь развеяться. Но все было напрасно. Он хотел позвонить Элизабет и узнать, как она чувствует себя после аварии, хотел задать ей тысячу вопросов, но получить всего один ответ. Трое мужчин тоже прогулялись до сената: двое прошли по полпути, а третий прошагал всю дистанцию. Наконец все трое очутились в комнате № 228. Ни один из них не интересовался заявлением сенатора Торнтона.