Жил-был как-то на Гоа один фрилансер.
Ничего особенного, две руки, две ноги, акне на мордочке и остренькие ловкие пальчонки, которыми он набивал на клавиатуре тысячи тысяч знаков текста.
Еще в студенчестве освоил фрилансер премудрую науку под названием «продающий гей-сео-копирайтинг для людей», проходил онлайн-вебинары, скачал десять курсов, начинал с самых низов биржи и в итоге выбился в люди.
Платили щедро. За 12 часов работы фрилансер вполне мог заработать тысячу, а то и полторы рублей.
Жизнь на Гоа – просто прелесть. Вечное лето, джунгли, размеренное дыхание океана. Однако фрилансер видел всё это великолепие редко. Ведь после смены он, поддувая на усталые пальчики, шел к владельцу бунгало, мистеру рапчаптдуптри и услужливо брал в рот его морщинистый, вялый, остро пахнущий карри член и усердно сосал.
Таков был уговор – скидка 50 % взамен на три недельных оральных адюльтера.
Хорошо жилось фрилансеру.
По ночам, ворочаясь на тахте, давя своим бледным тщедушным телом гигантских, размером с кошку, тараканов, фрилансер думал о сверкающих перспективах, которые ему светили.
«Вот рейтинг еще подкачаю, смогу выходной в следующем месяце взять», – грезилось ему наяву.
В те дни, когда не надо было идти к мистеру рапчаптдуптри, фрилансер открывал ноутбук, заходил в социальную сеть и писал горделивые текста:
«Эй, юноши и девушки! Довольно вам батрачить на дядю в офисе! В 21-м веке всегда можно найти онлайн-подработку и навсегда забыть ужасы каждодневного вставания на ненавистную работу! Скачай мой курс: живем и работаем на Гоа всего за 999 рублей! Только сегодня! До конца акции осталось всего два часа!»
После фрилансер устало закрывал крышку ноутбука и мечтательно замирал, глядя в стену.
На обшарпанной стене сидел лишь унылый москит, но фрилансеру мерещились там великие свершения, шестизначный рейтинг и свой собственный блог.
Один пацан всю ночь саморазвивался и к утру познал мудрость. Лицо его просияло, в глазах навечно поселились добрые огоньки, а душа наполнилась радушием.
Но, позавтракав, пацан понял, что позабыл очень важную штуку – он запамятовал, как надо срать.
Он потянул руки к небу, напряг трицепсы – нет, вроде срут не так…
Тогда пацан встал на табурет и, склонив голову вбок, тихонечно засвистел. Но нет, срут люди не так.
Тогда пацан забросил ноги в окно, в руки взял томик Пастернака, глаза блаженно прикрыл – и вновь почувствовал, что он дико далек от сранья.
Расстроился пацан, побрел в сторону городских трущоб, в глазах его стояла слеза, руки сжимались в кулаки, а с губ слетали богохульства.
Концовку не придумал, такая вот история, извините, если кого обидел.
Женек Мафаный рассказывал историйку, как хоронили чувака одного с местности.
Он гроб тащил, а, видимо, на саркофаге родственники сэкономили. Короче, похоже, гроб прохудился.
И оттуда на Женька Мафаного какая-то бодяга натекла.
Он чует – слегка по кистям течет что-то, а отпустить гроб – как отпустишь, ёбнется же оземь.
Так и донесли до могилы, Мафаный еще шаристый тип, не стал нюхать, как пахнет рука, понял фишку. Ртом дышал.
Помыть нечем абсолютно, слушал речи про покойного, ждал, пока закопают.
Потом повезли их на автобусах на поминки, по дороге водки ёбнули за упокой души. Мафаный забыл всё, песни зазвучали, кто-то гитару взял.
Доехали с музыкой.
Там и на поминках накатили заебись.
Последнее, что помнит Женек Мафаный, как утирает он рот рукавом пиджака от пищи, хочет сказать речь за покойного, да вспоминает, как из гроба на этот рукав текло.
И ебашит прям как из брандспойта вперед себя.
Сложило пацана просто, я его тут не осуждаю, вряд ли из гроба там патока текла или ситро.
Ему пару раз, конечно, пизданули на крылечке за порядок, но не сильно, понимаюче. Историю эту мне сам Мафаный на следующий день рассказал.
А на следующую осень ушел он в армейку и отслужил год в войсках связи.
Нормально отслужил, младшого дали.
БЫЛЬ. ДЕВИЦА И МУЖИЧКИ
Как-то девица повстречалась с мужичками. Девица, очевидно, из кокетства, сказала:
«Я не толстая, у меня просто кость широкая».
Мужички вяло переспросили: «это какая такая широкая?»
Девица игриво ответила: «вестимо какая, слоновья».
Мужички зыркнули глазами, но тут же потушили взгляд.
Ночью мужички добыли слоновью кость с девицы.
Браконьеры были мужики.
Я гонял по ковру кошку, а отец, сидя на диване, рукоплескал: «Артист! Артист растет!»
Впрочем, нрав отца был переменчив, что майский ветер.
Через минуту я мог почувствовать спиною его пристальный взгляд: «А что это он у нас за кошкой носится? Он у нас разве отличник?» И понимаешь: «горю, нахуй».
Правда, тогда еще без «нахуй» думалось.
БАБУШКИ ЗАЛУКАВИЛИСЬ, ЗАУЛЫБАЛИСЬ: «А ОН У НАС УЧИТЕЛЬ МУЗЫКИ И ИЗЯЩНЫХ ИСКУССТВ, ОБУЧАЕТ ДЕТИШЕК ПЕСЕНКАМ ВОЕННЫХ ЛЕТ».
И СЛОВНО В ПОДТВЕРЖДЕНИЕ СЕМУ ИЗ ЗАЛЫ ГРЯНУЛ НЕСТРОЙНЫЙ, ОДНАКО ВООДУШЕВЛЕННЫЙ ДЕТСКИЙ ХОР:
AUF DER HEIDE BLUHT EIN KLEINES BLUMELEIN
UND DAS HEISST: ERIKA!
Брат рассказывал.
Поймали они как-то веселой гурьбой после школы Толю Николаева. Окружили в палисаднике, задали с десяток обескураживающих вопросов и, как водится в таких случаях, начали мутузить.