Говорите любимым о любви

Скорей, скорей!

Выбежал Ручей на поляну. А посреди поляны, в

низинке, стояла юная красавица Ива в новом нарядном платье

с желтыми сережками по голубому полю. Ива была Плакучей.

Она плакала.

— О чем плачешь? — спросил Ручей на бегу.

— Как же мне не плакать? — вздохнула Ива. — У меня

такое горе, такое горе. Еще вчера надела новое платье, а до сих

пор не знаю, идет ли оно мне.

— Еще как идет! — радостно похвалил Ручей.

— Но я сама хочу убедиться в этом, — капризно

сказала Ива — А зеркала у меня нет. Помоги мне, Ручеек. Ты

такой умный, такой добрый. Пожалуйста, милый.

— Что ж. Это можно, — добродушно сказал Ручей.

Он остановился, разлился по всей поляне. Прошла

минута, другая — успокоились волны, притихли говорливые

струйки, улеглась рябь. Вода стала светлой и гладкой, как

зеркало.

— Глядись, — сказал Ручей Иве.

Наклонилась Ива к воде, увидела себя и ахнула от

восхищения — до того она сама себе показалась красивой и

нарядной. Ахнула и попросила Ручей остаться на поляне до

завтра. Завтра утром ей нужно было расчесать свои косы.

— Ладно, — согласился Ручей и улегся спать.

На другой день Ручей сказал Иве:

— Ну, мне пора в путь. Прощай.

Но Ива попросила его побыть с нею еще немного.

— Здесь так хорошо, так спокойно. Тихо, тепло, —

говорила она. — А набегаться еще успеешь. Куда тебе

спешить?

«И в самом деле: куда?» — подумал Ручей и решил

остаться еще на один день.

Он лежал на поляне; нежился под теплыми лучами

солнца, а Ива смотрелась в зеркальную гладь воды, любуясь

своим платьем и длинными косами.

Так прошел день. За ним второй, третий... Вскоре

подоспело время, когда Иве пришлось менять свой наряд: в

моду входили зеленые цвета. Снова понадобилось зеркало.

Разленился Ручей. Лежит себе в тепле и уюте и лишь

иногда вспомнит: далеко-далеко в долине ждет его Большая

Река, чтобы вместе с ним днем и ночью вращать лопасти

турбин, гонять плоты, носить пароходы и лодки. Вспомнит и

скажет сам себе: завтра отправлюсь в путь. Но настает завтра,

а Ручей по-прежнему нежится на глухой лесной поляне, куда

ветер и то редко залетает.

Наступило лето. Зеленое платье надоело Иве, и она

перестала смотреться в воду. Да если бы и захотела взглянуть,

то все равно не увидела бы в ней себя. Весь Ручей, когда-то

чистый и прозрачный, затянули болотные водоросли.

Только теперь понял Ручей, что пришел ему конец.

Собрал все силы, рванулся, да не тут-то было. Крепко держат

болотные травы и вязкая тина. Видно, поздно спохватился.

Вздрогнул Ручей последний раз, пошла по воде мелкая рябь и

сразу же улеглась.

Над поляной медленно поплыл тяжелый запах гнилой

воды.

Вот ведь как бывает...

ПИСЬМА

Зимой дело было. На тактических учениях.

Ох, какие лютые стояли в ту пору морозы! В народе

исстари зовут их крещенскими. В такие морозы, бывало,

воробьи налету замерзали.

Тяжеленько приходилось солдатам. Но ничего,

крепились.

На второй день случился в учениях перерыв. Палатки

привезли, дров подбросили.

Сержант Ростовцев, чертыхаясь, возился у печки.

Дрова сырые, мерзлые. Никак не разгораются. Спалив весь

наличный запас бумаги и целую коробку спичек, он в

отчаянии обратился к солдатам:

— Может, у кого письма есть? На растопку? Давайте

сюда!

Ефрейтор, притулившийся на корточках рядом с

холодной печкой, протянул ему целую пачку. Сержант взял,

спросил:

— А от кого письма-то?

— От нее.

— От Светланы?

— Да, — тихо ответил ефрейтор.

В палатке наступило молчание. Кто-то вздохнул.

Ефрейтор растерянно опустил глаза. Все затаили дыхание.

Сержант обвел взглядом притихших, продрогших

солдат и решительно сказал:

— На, возьми. А мы и в холодке как-нибудь

перебьемся...

Нет, в палатке не стало теплее.

Но каждый солдат подумал в эту минуту о своей

любимой, и каждого согрели ее далекие ясные глаза, ее

далекие ласковые руки.

МИШКА

Курсант Олег Каргапольцев очень спешил. Нет, он не

опаздывал, время у него было рассчитано точно, но вдруг Зина

придет раньше его? Обидится, чего доброго. Да и билеты в

кино у него. Неудобно ей ждать у входа в кинотеатр.

Олег свернул в переулок, перешел наискосок мостовую

и решил махнуть напрямик, через заросший сиренью двор. Он

помнил, что это самый короткий путь к кинотеатру. Еще

школьником здесь бегал.

Не успел Олег открыть калитку, как навстречу ему

бросился мальчишка лет десяти, в голубой майке. Ревет, слезы

по щекам размазывает.

— Кто тебя? За что? — спросил Олег.

Мальчишка прерывисто всхлипнул:

— Да все они... Ре-бя-та. Палкой по голове.

— А где они?

— Вон там, во дворе.

Олег заглянул во двор — там никого не было.

— Попрятались. Струсили! — злорадно выкрикнул

мальчишка.

Тотчас из-за кустов сирени вынырнули трое ребят.

Самый бойкий из них, Сашка Гвоздев, выступил вперед.

— Мы не струсили, — сказал он, глядя на курсанта. —