Граальщики. Солнце взойдет

— …и что он хочет, чтобы я работала на него, а если я не соглашусь, он собирается навеки поселиться у меня в голове. Потом, — продолжала она, поворачиваясь к Штату, который инстинктивно задвинулся подальше, укрывшись за кофейной чашкой, — подворачиваетесь вы и говорите, что если я не оставлю свою работу у Бэрриджа и не приду работать к вам, то мир рухнет. И каким-то образом, — с удивлением продолжала она, — вам удается меня убедить — возможно, благодаря парочке вовремя подброшенных мне стихийных бедствий, — и я соглашаюсь. И вот вначале я спасаю город от наводнения, потом помогаю вам прикрыть тот факт, что у вас в управлении царит такой невероятный бардак, что кто угодно может запросто прийти к вам на базу и вволю распоряжаться вашим главным светилом, и мне почему-то начинает казаться: да, может быть, это все же происходит в действительности! А потом… — Она прервалась, роясь в поисках слов, как автомобилист у телефонной будки, шарящий по карманам в поисках неуловимой монетки. — А потом, когда я уже смогла наконец смотреться по утрам в зеркало без желания расхохотаться себе в лицо, вы говорите мне, что на самом деле я всего лишь помогала вам двоим осуществить какой-то ваш вонючий внутрикабинетный переворот! Вот что, — сказала она, — можете взять свою работу и засунуть ее себе… — Она остановилась. — Боже мой, — прошептала она, — всю жизнь я мечтала, что когда-нибудь это скажу, и вот я сделала это. Вау! — Она снова посерьезнела, выпрямилась и взяла свою сумочку. — Простите, — сказала она, — но я выхожу из игры. Я бы проработала еще месяц, как полагается, но после недели, проведенной в Департаменте Времени, мне страшно подумать, что из этого могут сделать такие, как вы. Прощайте.

Она повернулась к двери и зашагала прочь.

Если вспомнить о том, как управляется космос, и кем он управляется, можно смело поверить тому, что ей удалось пройти больше половины пути, прежде чем земля внезапно разверзлась и поглотила ее.

Семнадцать

Бьорн аккуратно снял тазик с огня и попробовал пальцем воду. Затем он стащил ботинки и погрузил в нее ноги.

Он проделал долгий путь: от подножия живописных голубых гор на востоке он прошел уже полпути до покрытых лесами тенистых склонов на западе, но, однако, нигде ему не встретилось даже шашлычной, не говоря уже о кентуккийских цыплятах его мечты. Тенистых лесов и зеленеющих лугов — хоть отбавляй; а вот пожрать — извини подвинься. Он поворошил палкой свой костерок и украдкой бросил взгляд через плечо на пугливо пасущегося олененка.

«Ну и местечко, — сказал он себе, — это же совершенная дыра».

Над его головой сияло солнце, отбрасывая длинные четко очерченные тени на махровый ковер зелени, устилающий речную долину. Он лег на спину и показал ему язык.

«Много лет назад, — вспомнил он, — я работал на этих ублюдков. Лучшие годы своей долбаной вечной жизни я угробил в основном на то, что перетаскивал с места на место здоровенные ящики. Ничего веселого в этом не было, но по крайней мере человек всегда мог зайти с приятелями в Общественный Клуб, сыграть пару партий на бильярде, залить в себя пинту пива и закусить пакетиком чипсов, а потом раздолбать какую-нибудь машину на парковке и сшибить пару мусорных баков по дороге домой. По крайней мере, там были тротуары, и канавы, и вода из крана, а не текущая прямо по земле, где в нее попадают листья и черт знает что еще.

А еще, — вспомнилось ему, — еще раньше, я работал на солнце. Ничего особенного, просто чистил его в конце дня, поливал из шланга, протирал ветровое стекло от налипших мошек. И что-то такое пошло не так, вроде бы какой-то придурок что-то напортачил, и все решили, что я знаю, что это было, потому что я как раз работал в ангаре, когда это произошло. Во всяком случае, так они сказали.

Для меня-то это было полной новостью, но они все равно сказали, что это дело должно быть шито-крыто и что меня придется уволить. Они сказали, мне придется начать новую жизнь где-нибудь в другом месте, где-нибудь в идиллии, а иначе… не помню, что там было иначе; скорее всего, это было просто Иначе.

Ублюдки…»

Олененок поднял голову, глядя на него большими круглыми черными глазами. Бьорн осклабился.

— У-ти, маленький, — засюсюкал он. — У-ти, что за миленькая маленькая оленюсечка! — «Там под деревьями я вроде бы видел дикий лук, — прошептал он про себя, — да еще, может быть, найду где-нибудь немного кросса, и выйдет очень даже неплохо».

Но олененок вдруг насторожил ушки, мотнул головой и прыснул в сторону. Надежда подшибить его камнем с двадцати ярдов рухнула. Бьорн снова сел и принялся массировать ступни.

А потом он поднял голову. Над ним стояла девушка — стройная девушка с длинными прямыми каштановыми волосами, светло-голубыми глазами и полуулыбкой проказливого ангела на слегка приоткрытых губах. И, что более существенно, с титьками размером с футбольный мяч. Бьорн широко раскрыл глаза и распахнул рот.

— Э-э, — проговорил он, но это прозвучало как откровенное мычание. — Э-э… извиняюсь, это был ваш… э-э… олененок?