Грабеж средь бела дня

Не теряя времени, мы направились к универсаму. Барби и Кен привычно стояли на своих местах. На голове Барби была почему-то летняя соломенная шляпка набекрень, вся засыпанная снегом. А Кен держал в своей руке клетку с настоящей птицей. Птичка скакала так, что клетка все время раскачивалась, а соломенная шляпка все больше кренилась набок под падающими хлопьями.

Мы зашли в павильон. Что будем врать, мы уже придумали.

В павильоне, кроме Наталки, никого не было.

– Здрасьте, теть Наташ, – сказали мы.

– О! – обрадовалась она. Она всему радовалась, такой уж украинский у нее характер. – Здоровеньки булы, хлопцы! Что желаете? – И она улыбнулась всеми своими зубами, очень белыми. Как у хорошей собаки.

– Желаем попросить у вас на вечер вашего Кена, – сказал я. – Мы в школе спектакль устраиваем… (Да уж – спектакль! Только не в школе)… Нам очень манекен нужен.

– На роль привидения, – добавил Алешка. – Мы его в доспехи оденем. Вы не бойтесь, ничего плохого ему не будет. Постоит на сцене, как дурак, – и все.

– Та хай його бис! – расхохоталась Наталка. – Забирайте. Только возверните до сроку.

– Обязательно! – заверил я.

– Непременно! – пообещал Алешка. – Когда можно его забрать?

– Та вечером. Заходьте часиков у восемь. Я його разбалакаю и в халат заверну.

«Часиков у восемь» мы забрали Кена, завернутого в халат, из которого торчали его голые ноги, и потащили домой. Он оказался на удивление легким. Пустой внутри. Неживой, словом.

Прохожие провожали нас подозрительными, даже испуганными взглядами. А один милиционер даже остановил нас и попросил развернуть халат.

– Что несете, молодые люди? – строго спросил он.

– Убиенный труп, – брякнул Алешка. – В школу. На праздник.

Милиционер рассмеялся, но все-таки Кена за ноги потрогал.

Дома мы свалили Кена в угол. И пошли в комнату родителей. Распахнули их шкаф. Там, в самой его глубине, висел папин парадный милицейский мундир, блестя орденами и медалями. Папа надевал его только тогда, когда отправлялся в свое министерство или в Кремль за очередной наградой.

Мы аккуратно уложили мундир в чемодан, туда же положили и милицейскую фуражку. А потом в наших старых игрушках разыскали подходящий черный пистолет. Алешка взял чемодан, я взвалил на плечо Кена, и мы отправились к Милке.

Она уже собралась уходить, ждала нас. Когда мы втащили в квартиру и поставили в конце коридора, лицом к входной двери, Наталкиного Кена, Милка от души расхохоталась:

– Вы что! Придут родители, а в квартире – голый мужчина!

– Не такой уж голый, – проворчал я, раскрывая чемодан.

Мы облачили Кена в мундир, надели на голову фуражку. А потом в его вытянутую руку вложили пистолет и примотали его прозрачным скотчем. И отошли к дверям полюбоваться.

– Блеск! – восхитилась Милка. – Как живой!

Действительно, получилось здорово. И на первый взгляд, и на второй. Прямо напротив двери стоял грозный полковник милиции с пистолетом в руке, направленным на входящего. На груди его блестели ордена, медали и всякие знаки, словно говорили: этот человек свои награды получил не зря, от него пощады не жди.

Но Алешка был не очень доволен:

– Моложавенький какой-то, – посетовал он. – Несолидный.

Тогда Милка достала тушь для ресниц и ловко нарисовала под носом Кена красивые усы.

Теперь порядок.

Мы заперли квартиру и ушли.

Папа иногда нам рассказывал, как ведут себя в некоторых случаях преступники и как действуют в таких случаях работники милиции. Поэтому мы на всякий пожарный рассредоточились. Алешка остался на улице, а я поднялся на четвертый этаж. Ведь мы знали, что жулики, прежде чем забраться в квартиру, обязательно проверят – нет ли случайных свидетелей этажом выше и этажом ниже.

И все, что произошло, мы наблюдали с разных точек – поэтому картина получилась полная. И, надо сказать, довольно интересная.

…К Милкиному подъезду подъехала знакомая «Газель». С незнакомым новым номером. Из нее вышли двое. В подъезде они натянули на головы маски-шапочки. Проверились, как мы и ожидали. И подошли к Милкиной квартире. Постояли, прислушиваясь. Отперли дверь. Один из них вошел в квартиру, а второй остался на лестничной площадке, «на шухере», как они говорят. Но он недолго на этом шухере стоял – секунду или две. Потому что в квартире почти сразу раздался звонкий вопль первого:

– Менты, Стас! Засада! Смывайся!

Второй жулик бросился вниз по лестнице, но споткнулся почти на самом верху и дальше покатился кубарем. А первый, вылетев из квартиры, догнал его, зацепился за него ногами и рыбкой, выбив стекла на лестнице, вылетел в окно. Там он грохнулся на козырек над подъездом. Вскочил и спрыгнул вниз. Прямо на второго жулика, который в это время как раз выбегал из подъезда. Оба плюхнулись и стали отбиваться друг от друга. Каждый из них думал, что на него навалился милиционер.

Наконец они разобрались, что к чему, вскочили в машину и с визгом вылетели со двора.

Ключи так и оставались в замке. Я запер квартиру, и мы помчались к колдуну, работнику гипноза Орлянскому.

В прихожей томился Жучков. Осторожно заглядывал в кабинет и опять прикрывал дверь. Ему было очень не по себе.