— Мы могли что-то упустить, — сказал Уиллис. — Правда, отсюда до шкафа будет не меньше четырех футов, а я не хочу, чтобы ты слишком напрягался.
— Я несколько раз просматривал картотеку от начала до конца и от конца до начала, — сообщил Хевилланд. — Как только этот тип Клиффорд избивал еще одну бабу, я лез в картотеку. И ничегошеньки там не нашел. А то, что мы узнали от Эллио, не добавило к общей картине ни одного штриха.
— А может быть, добавило.
— Нет. — Хевилланд покачал головой. — И знаешь почему? Потому что это ограбление произошло не на улице, как она сказала.
— Не на улице? Где же тогда?
— У нее в голове, приятель, — рассмеялся Хевилланд. — Все это случилось у мисс Эллио в голове.
Глава 2
Теперь плечо совсем не болело.
Казалось бы, странно. Получив пулю в плечо, вы думаете, что оно будет болеть довольно долго. Ничего подобного. Оно не болело совсем.
На самом деле, если бы Берт Клинг добился своего, он вернулся бы на работу, а работал он патрульным полицейским в 87-м участке. Но начальником полицейских в форме там был капитан Фрик, и он сказал: «Теперь ты отдохнешь еще неделю, Берт. Меня не волнует, выписали тебя из больницы или нет. Ты отдыхаешь еще одну неделю».
И поэтому Берту Клингу пришлось отдыхать еще неделю, и это ему не очень нравилось. «Еще одна неделя» началась с понедельника, потом наступил вторник, и это был погожий, свежий осенний день, — а Клингу всегда нравилась осень, — но ему было скучно до одурения.
Поначалу в больнице было совсем неплохо. Навестить его приходили другие полицейские, даже некоторые детективы забегали, и благодаря ранению в плечо он стал в своем роде знаменитостью участка. Но довольно быстро это перестало быть новостью, количество визитов сократилось, и Клингу осталось только растянуться на толстом матрасе и приспосабливаться к скучной жизни выздоравливающего.
Его любимой игрой в палате стало вычеркивание дней на календаре. Еще он пытался заигрывать с медсестрами, но удовольствие от этого развлечения улетучилось, как только до него дошло, что его действия — во всяком случае, пока он оставался пациентом — никогда не поднимутся выше уровня зрителя. Поэтому он вычеркивал дни один за другим и с нетерпением ожидал возвращения на работу, мечтая об этом с почти свирепой силой.
А затем Фрик сказал: «Отдохни еще неделю, Берт».
Клинг хотел ответить: «Слушайте, капитан, не нужен мне этот отдых. Я здоров как бык. Поверьте, я могу справиться с патрулированием двух участков».
Но, зная Фрика, зная, какой это тупой старый зануда, Клинг сохранил полное спокойствие. Он до сих пор сохранял спокойствие. Ему очень надоело сохранять спокойствие. Получить пулю — почти то же самое.
Клинг понимал странность своей позиции: он хотел вернуться на работу, из-за которой получил пулю в правое плечо. Вообще-то его ранили не на службе. Это произошло в свободное время, когда он выходил из бара, и в него не стали бы стрелять, если бы не перепутали с другим.
Выстрел предназначался для репортера по имени Сэвидж, который шпионил в их районе, задавал слишком много наводящих вопросов об одном из членов банды подростков, и тот попросил приятелей позаботиться о Сэвидже.
Клингу просто не повезло, что он вышел из того же бара, в котором перед этим Сэвидж расспрашивал одного парнишку. К несчастью, Клинг, как и Сэвидж, был блондином. Горя желанием наказать репортера, подростки бросились на Клинга, и он выхватил из заднего кармана служебный револьвер.
Вот так и становятся героями.
Клинг пожал плечами.
Даже пожимая плечами, он не чувствовал никакой боли. Так зачем же ему сидеть в этой дурацкой меблированной комнате, вместо того чтобы патрулировать участок?
Он встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Проходящие внизу девушки испытывали затруднения, борясь с сильным ветром, который набрасывался на их юбки. Клинг стал наблюдать.
Ему нравились девушки. Причем нравились все без исключения. Обходя свой участок, он обычно наблюдал за девушками. Это занятие всегда доставляло ему удовольствие. В свои двадцать четыре года он уже был ветераном Корейской войны и мог вспомнить женщин, которых видел там, но для него они никогда не ассоциировались с удовольствием, которое он испытывал, наблюдая за девушками в Америке.
Клинг видел женщин, скорчившихся в грязи, с ввалившимися щеками, с глазами, в которых отражался напалмовый ад, широко расширенными от ужаса перед свистящим ревом реактивных бомбардировщиков. Он видел иссохшие тела женщин, повешенных, в мешковатой стеганой одежде. Он видел женщин, обнаживших груди, чтобы покормить младенцев. Эти груди должны бы быть зрелыми и полными пищи. Вместо этого они были увядшими и ссохшими — сморщенные грозди на засохшей лозе.
Он видел толпы молодых и старых женщин, тянувших руки за едой, и до сих пор вспоминал их немые, умоляющие о подаянии лица и ввалившиеся глаза.