Грабители

Они ожидали в душной комнате, заставленной мебелью, всякого рода безделушками, которые, вероятно, годами накапливались родителями Янины. Кортель сел на диван и забавлялся с плюшевым мишкой. Майор открыл окно. Оба они вымотались, но о сне уже не мечтали, скорее о кофе, который регулярно делала секретарша майора.

Пущак протирал припухшие глаза.

– Снова что-нибудь? – не очень вежливо спросил он вместо приветствия. – Когда же это все кончится?

– Когда вы наконец начнете говорить правду! – резко бросил майор.

– Я?…

– Расскажите подробней, какие маршруты были у вас с десяти часов вечера?

Пущак сел, закурил.

– Сейчас… После ужина – я ужинал дома – я поехал снова. Сначала от улицы Коперника я вез пассажиров на Мокотов… До телестудии. Ехали двое мужчин: одни старый, толстый, а второй молодой, лысый. Называли друг друга профессорами. Говорили о каких-то странных вещах, можно проверить…

– Ничего не скрывай, – нервно зашептала Янина.

– А зачем мне скрывать? – в ответ заворчал Пущак. – У телестудии села знакомая артистка, только фамилию не могу вспомнить… Я ее довез до места, а потом встал на стоянке на площади Трех Крестов. Стоял долго. Потом была поездка на главный вокзал. Ехала семья. Потом на Электоральную. Ехала дама с черным псом. Пес лаял, а она ему все говорила: «Лима, Лима, мы скоро будем дома». Как будто он что-то понимал…

– Детали веские, ничего не скажешь, – оборвал его майор.

– Дальше на Жолибож и снова в центр, – Пущак замялся, – вот, пожалуй, и все.

– А на Праге были?

– Действительно, а на Праге не был? Скажешь, да? – В голосе Янины послышались торжествующие нотки.

– Кажется, да… Забыл… На Грохове.

– Забыли! – повторил майор.

– Потому что эта девка живет на Праге! – не выдержала Янина.

– Кто такая? – спросил Кортель.

– Перестань! – крикнул Пущак на жену. – Ты совсем рехнулась!

– Да, рехнулась! – Ее лицо, искривленное гримасой, смутно напоминавшей улыбку, было на самом деле страшным. – Рехнулась! Едва кончится одно, а ты начинаешь второе. Я видела, как ты к ней подкатил. А потом, когда ты ее завез на Прагу, скажи, сколько времени она не выходила из твоей машины? Так вам было хорошо…

– Не слушайте ее! Она действительно не в себе.

– Кого вы везли на Прагу?

– Ее! Конечно, ее!

Пущак молчал.

– Как выглядела эта женщина? – обратился майор к Янине.

– Блондинка. Волосы под золото. Выбейте ему ее из головы!

– Перестань, ты… – Пущак уже не владел собой.

– Не мешать! – прикрикнул на него майор. – С вами побеседуем позже, в комендатуре… На какую улицу на Праге он ее отвозил?

– На Зубковскую, – едва слышно произнесла Янина, и тут ее внезапно покинула злость, остался один страх. – Он ничего плохого не сделал, извините меня… Только эти бабы…

– Вы мыли автомобиль? – обратился майор к Пущаку.

– Да.

– Вы вернулись поздно ночью и вместо того, чтобы отдыхать, принялись мыть машину?

– Он всегда моет, – вдруг вступилась за мужа Янина. – Не жалеет себя никогда.

– Меня пригласили на свадьбу в десять утра. Боялся, что просплю…

Его забрали в комендатуру, и теперь он ожидал допроса, как и Золотая Аня.

Едучи в такси, Кортель размышлял о невероятных стечениях обстоятельств, иногда самым неожиданным образом влияющих на ход следствия. А на самом деле – Пущак и Золотая Аня! Все начинало укладываться в одно логическое целое. Значит, Пущак входит на виллу, за ним следит Альфред Вашко. Пущак некоторое время говорит с Казимирой, убивает ее и удирает… Потом приходят воры. Пущак возвращается снова на виллу, поскольку что-то забыл. Но что? Тут он застает помещение ограбленным и, понимая, что алиби само идет в руки, звонит в милицию. От Золотой Ани он узнает об Окольском… Окольский – единственный человек, который мог бы пошатнуть его алиби, запомнив орудие убийства. Пущак решает создать видимость автомобильного происшествия. Эту версию можно бы уже изложить шефу, даже передать прокурору… А все-таки Баська была права: Окольский должен отвечать только за кражу!