Град безначальный. 1500–2000

Уж если знаться с кодлой азиатской,
к чему, войдя в горнило, рваться в драку?
И что, помимо грубости схизматской,
возможно ждать от варваров поляку?

Но королю едва ли кто советчик,

из тех, кто не спешит в дубовый ящик;
и должен шляхтич, точно смерд-браслетчик,
понять, что он – не боле, чем алмазчик.

Увы, всегда в законах есть лазейки;

вот из-за них я сделался, представьте,
хранителем немалой гамалейки
бурмицких зерен, сардов, перелявтей.

Такой случился поворот нежданный

поскольку прикупить решили русы
сафиры свейской королевы Анны,
и таусины все, и балангусы.

Рус против ляха – невелика шишка;

при этом сделку все же да не сглазим;
однако зять ясновельможна Мнишка
не показался мне великим князем.

Пишу затем, что возвестить обязан,

и ныне безусловно конфирмую:
неблаголепно тот миропомазан,
кто нарушает заповедь седьмую.

В перечисленьях очень буду краток.

Я на столе царя богатство видел
горзалок скверных и протухших паток,
худых медов, да и дурных повидел.

Сплошная пьянка в этом царстве лживом,

лакать барду, так нет другой заботы,
и мед плохой мешать с отвратным пивом, —
у них в обычай, а не ради рвоты.

А чем тут кормят, – молвить неприлично,

о сем могу поведать лишь изустно,
тут подали на свадьбе, как обычно,
тринадцать блюд, да только все невкусно.

Готовят хуже, чем магометане, —

к столу приносят здесь в поганой чаше
ягнятину, тушенную в сметане,
а та сметана – гаже простокваши.

И так во всем: на суп идет крапива,

из падали состряпано жаркое,
не ставят квас, не доливают пиво,
ну нешто шляхтич вытерпит такое?

И царь подлец: нас по плечу похлопав,

сгреб камешки, не размышляя долго, —
да только вовсе распустил холопов
и был зарублен, не вернувши долга.

Покойника судить я, впрочем, вправе ль?

Что уцелел я, это только к худу.
С кого теперь получит деньги Вавель?
Кому платить за битую посуду?

России лучше слушать безучастно,

что ей пристало тише быть, послушней,
и, наконец, понять, насколь прекрасно
ухаживать за польскою конюшней.

Короче, на России ставим точку:

вредна рабу малейшая свобода,
а то, что я посажен в одиночку, —
что взять с неполноценного народа?

…В начале марта 1606 года Немоевский в сопровождении 16 слуг выехал в Москву с железной королевской шкатулкой, в которой лежали завернутые в пеструю шелковую материю бриллианты, перлы и рубины шведской королевны. Возле Орши Немоевский встретил Марину Мнишек и ее отца Юрия Мнишка, едущих тоже в Москву к Димитрию, и с ними торжественно въехал в столицу. 26 мая 1606 года Станислав передал лично опьяненному славой и богатством Дмитрию заветную шкатулку, и царь благосклонно принял ее, сказав, что посмотрит содержимое еще раз на досуге и даст ответ. Но ответа Немоевскому пришлось ждать два года – в ночь на 27 мая 1606 года (по русскому календарю – 17 мая) Дмитрий был убит. На неоднократные челобитные новому царю Шуйскому с просьбой возвратить драгоценности шведской королевны было или молчание, или отписка: «никакого ответа не получишь, жди времени».