Град огненный (СИ)

— Сержант сказал мне: есть работа, — лепечет Н. — Я подумал, что снова будет задание. Но вместо оружия мне выдали швабру и ведро и сказали: пойдешь убирать лабораторию. А что увидишь — о том молчи. И пообещали мне денег. К тому времени я проиграл еще немного. И деньги мне были нужны. Хотя в город нас все равно не пускали. И, как я понял потом, не собирались выпускать. В общем, меня провезли через всю территорию на другую часть базы, где работали люди. Туда заводили только по специальным пропускам. Так я попал в лабораторию, — Н. часто моргает, трет дрожащими пальцами уголки глаз. — Там было много людей. И много техники. Меня пустили только в виварий. Так люди называли это место. Я понял, что там находятся подопытные животные и сразу увидел клетки. Много клеток. Только там были не животные, — Н. крутит головой и понижает голос. — Там были васпы, — он всхлипывает и продолжает: — Я сразу вспомнил свое обучение в Улье. Тренажерные залы и пыточные. Полы здесь были грязными и липкими от испражнений. А сами васпы валялись прямо в них. Они что-то мычали, пускали слюни. Кто-то бился в припадках. Кто-то лежал без движения и напоминал мешок мяса. В одной из клеток лежал и Сид, — Н. вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Я едва узнал. Его лицо было покрыто волдырями, которые лопались и истекали чем-то мутным. Его руки… они когда-то были руками, а теперь походили на увеличенные тараканьи лапы. Он перебирал ими, как будто ловил кого-то невидимого. Меня он не узнал…

— Морташ проводит эксперименты, — устало говорю я.

— Наверняка, — отвечает Н. — Но кто бы отчитывался перед васпой? Мне сразу сказали: или я молчу и получаю деньги, или окажусь на месте одного из них. Я смолчал и получил деньги. Но когда вернулся в казарму, понял, что оказаться на месте одного из них могу в любой момент. Независимо от того, насколько хорошо я буду служить пану Морташу. И насколько долго молчать, — Н. вскидывает влажные глаза и повторяет с отчаянием: — Понимаете? В любой момент! Я не хотел для себя такого будущего.

— А что хотел?

Н. снова отводит глаза. Его губы трясутся, плечи горбятся, взгляд блуждает по бункеру.

— Хотел жить, — отвечает он. — И сейчас хочу. Поэтому сбежал на следующем же задании. И пришел сюда.

Н. тяжело дышит. Я знаю, о чем он думает. На что надеется. Он хочет сладкой и беззаботной жизни под пятой нового Короля. Он мечтает о новых набегах на деревни, о женщинах, покорных его воле, о крови, омывающей раны. Он ждет этого от меня… и ошибается.

— В Поморе больше не действуют прежние правила, — произношу вслух.

— Я знаю, — шепотом откликается Н.

Конечно, знает. Иначе бы его не привели с мобильного пункта на основную базу. Если бы дежурный усомнился в его честности — рядового Н. расстреляли бы на месте. И я повторяю то, что уже говорил ему дежурный. Говорю о первом законе Устава. Говорю о том, что наряду с убийством теперь запрещено и всякое насилие, в том числе, и над женщинами.

Н. слушает, дрожит, и кивает при каждом моем слове. И когда я спрашиваю, готов ли он к этому, его лицо становится серым, как тающий снег, а гимнастерка промокает насквозь. Но Н. собирается с духом и шепчет:

— Я… попробую…

На однозначном ответе я не настаиваю. На тот момент достаточно и такого.

* * *

Следующую неделю Н. провел на гауптвахте.

Новый Устав запрещал насилие в отношении людей, но не васпов. Я не мог сразу простить предателя — за ослушанием неизменно следовало наказание. Я не мог поручиться, что он не предаст снова — профилактические меры были неизбежны. Рядовой Н. не возражал. Он знал с самого начала, на что идет. И все же, это был для него лучший выход, чем превратиться в «овощ» в одной из лабораторий Морташа. Спустя неделю мне доложили, что Н. все выдержал и отныне принят в наши ряды. Когда я вновь встретил его, он все еще выглядел изможденным и худым, с едва подживающими кровоподтеками на лице. Но теперь в его взгляде не было подобострастия. Он вел себя спокойно и сдержанно, и мне хочется верить, что именно тут, в Поморе, за эту неделю он обдумал больше, чем за всю прежнюю жизнь. И прошел с нами путь до конца, чему я втайне горжусь.

Я также горжусь, что Н. оказался не последним предателем, который покинул Шестой отдел и присоединился к нам. А это значит, до васпов удалось достучаться. Теперь дело оставалось за людьми.

Что происходило в мире, я узнал от журналистки.

Ядвига Граевская — я запомнил ее имя (тем легче, что до сих пор храню эти газеты). Первая вырезка — репортаж с открытия стелы на месте железнодорожной катастрофы, унесшей около пятидесяти жизней.

Именно о расследовании панны Граевской — моя третья и последняя история.

Лев пожирающий

Они идут и идут…

Кладут гвоздики к подножию скромной стелы на четыреста втором километре железнодорожной ветки «Дербенд — Преслава». Зажигают свечи. Рано постаревшая женщина в черном платке. Ребенок, осиротевший в неполные четыре года. Пожилая пара с венком из искусственных лилий.