Град огненный (СИ)

Цветочный аромат витал у моего изголовья, пока ночная тьма облизывала окна. Я падал на сырую постель, оглушенный прибоем, оплетенный водорослями теней, а на моих губах подсыхала морская соль. Эта ночь была пропитана сладостью и воспоминаниями о моей русалке. И даже сейчас, выкурив сигарету, я все равно ощущаю привкус ее поцелуя, а зверь воет и рвется с поводка. Не знаю, что удержало его вчера (моя сила воли? блокада по методу Селиверстова?), но знаю одно: люди поступили жестоко, обрезав нам инстинкт самосохранения, но оставив сексуальный. Возможно, так они полагали накапливать и контролировать агрессию. А теперь кто контролирует нас? Они кричат о свободе и равенстве, но не знают, насколько прав был офицер Пол: такие женщины, как Хлоя Миллер или цыпа на красной машине никогда не будут принадлежать монстрам. Единственный выбор: сдохнуть в одиночестве или сорваться и получить пулю в затылок.

Или повеситься на собственной портупее.

В раздражении отправляю окурок на газон. Потревоженная пчела срывается с крокуса — первая пчела в этом году. Она описывает в воздухе круги и петли: язык танца, рассказывающий, где пыльца богаче и нектар вкуснее.

— Прости, сестра, — с сожалением отвечаю ей. — Я не твоя королева.

Пчела недовольно дергает брюшком и падает в крокусы. Обиделась. Женщина.

Порой кажется, васпы понимают насекомых лучше, чем людей. У нас тоже есть врожденный шифровальный механизм. Правда, передается информация не с помощью «языка танца», а с помощью низкочастотных сигналов. Люди не слышат насекомых, проходят мимо пчел, затаившихся в соцветиях крокуса. А мы наблюдаем и не спешим показывать жала. До тех пор, пока пытливые энтомологи не проткнут нас булавками. Тогда приходит пора бить тревогу.

* * *

Мой платяной шкаф — шкатулка с секретом, маленький кусочек Дара.

Кроме офицерской формы здесь спрятаны рисунки, сделанные для книги Виктора. Карта, по которой отслеживались движения карательных отрядов. Набросок нового Устава. А еще на верхней полке в специальном контейнере лежат ампулы препарата АТ.

Я хорошо помню дозировку: не больше пяти миллилитров, как советовал Музыкант, и не меньше двух, если верить отчетам доктора Нюгрена. Поразмыслив, вкалываю себе три. И у меня остается где-то порядка десяти минут, чтобы добраться до сквера с фонтаном.

Действие препарата начинается с легкого головокружения. Предметы теряют очертания и становятся похожи на размытые акварельные наброски. Фигуры прохожих ощетиниваются полыми усиками, по которым течет желтоватая энергия. Я чувствую чужие эмоции, насыщающие влажный воздух. Вижу, как внутри неоновых силуэтов кляксами ворочаются болезни. От обилия цветов и запахов начинает покалывать в висках, и я ладонью утираю лоб, ощущая, как скользит под пальцами вспотевшая кожа, истончившаяся, как гниющий шелк. В омерзении отдергиваю руку, с кончиков пальцев срываются легчайшие нити. Они плывут вверх, к разбухшему сливовому небу. И там сплетаются в мерцающую паутину, выбрасывают ложноножки и текут, текут над городом, оплетая улицы и кварталы.

Информационная сеть для роя.

Возле скамейки, где я когда-то курил с Рассом, поджидает первый васпа. Совсем мальчишка. Наверное, неофит. Его лицо размыто, четко видны лишь глаза, испуганные и блестящие, как слюда. Я не дохожу несколько шагов: колени подгибаются, в голове нарастает гул. На какой-то миг я соскальзываю в бессознательную пустоту, но кто-то подхватывает меня под руки и дергает на себя. Тьма с неохотой разевает беззубый рот, а я вываливаюсь в реальность, полную звуков, запахов и неоновых силуэтов.

— Вы в порядке, господин преторианец? В порядке?

Встревоженный голос неофита иглами пронизывает мозг. Морщусь недовольно, пытаюсь сфокусировать взгляд.

— Не на… зывай меня… так…

В горло течет солоноватая слюна: должно быть, прикусил губу. Молча показываю на скамью возле себя. Неофит садится на край, прячет подбородок в шарф. На меня он не смотрит, но я ощущаю взволнованное биение его сердца, его страх, инеем выступающий на коже. Он боится меня как преторианца, как лидера, как Зверя. Но ждет и молчит. Тогда я начинаю говорить.

* * *

Они подходят до самого вечера, бывшие солдаты и офицеры, а ныне дворники и разнорабочие. Иногда группами, но чаще поодиночке. Я называю три адреса: Расса, Пола и станции техобслуживания. Васпы не задают вопросов. Они знают, что делать: смотреть, слушать, запоминать и докладывать. Те, кто явился на зов, передадут инструкции дальше, куда не дотянулась информационная паутина. Но вскоре, через два-три дня, все васпы Дербенда окажутся подключены к агентурной сети.

Я знаю теперь, наша сила — в единстве.

28 апреля (вторник)

Вчера состоялся Суд чести.