Град Пустыня

Мы слышим слабое эхо палестинских волнений, связанных с эфесским разбойничьим собором (Latrocinium Ephesinum) 449 года. Низложенный раскаявшийся патриарх Антиохийский Домн вернулся в лавру святого Евфимия, из которой он некогда и вышел.[612] Туда же пришел и Авксолай (Auxolaus), ставший после Петра епископом арабских станов. Он также подписался под деяниями разбойничьего собора и умер έν αγανακτήσει будучи в немилости у святого.[613] Казалось, что пришел долгожданный мир. Однако то тут, то там случались события, не предвещавшие ничего хорошего. Пелагий, бежавший из Эдессы, и епископ Эдессы Ибас кричали с Голгофы: «Ювеналий! Ювеналий! Ювеналий!» Когда у Пелагия попросили объяснений, он ответил, что Ювеналий, которого они видели влекомым монахами и клириками, некогда будет влеком ромеями и бесами.[614]

Вызванный вместе со своими епископами в Халкидон Ювеналий призвал свою паству анафематствовать его самого, если он когданибудь примет Томос Льва.[615] Разумеется, он вновь примкнул к победившей стороне; епископы же последовали его примеру. Вернувшийся в Иерусалим прежде епископов монах Феодосии поспешил оповестить горожан о предательстве Ювеналия. Евдокия и подавляющее большинство монахов, а также некоторые епископы приняли сторону Феодосия.[616] В Кесарию направилась такая армия монахов, что правитель, несмотря на все их протесты, не решился пустить их в город, где они намеревались встретить возвращавшегося с собора Ювеналия.[617] Что касается самого Ювеналия, то он предусмотрительно отбыл в Константинополь.[618] Его место занял Феодосии, который начал ставить на все пустующие палестинские кафедры противников собора, вне зависимости от того, живы или нет были законно занимавшие их епископы.[619]Тогда же Петр Ивериец был приведен в Иерусалим и сам он не стремился к этому служению, но готов быть принять его, как Божью волю — поставлен во епископа Майюмского. Произошло это 7 августа 452 года.[620]

Почти все монахи Палестины приняли сторону Феодосия. Среди них были и архимандриты Елпидий и Геронтий, а также Роман, еще один ученик Пассариона, трижды удалявшийся в пустыню из своей кельи в Текоа для долгих молитв, прежде чем он услышал прозвучавшую с небес анафему Халкидону.[621] Пишется, что лишь Геласий Никопольский и Евфимий хранили твердость. Феодосии вызвал Геласия в Иерусалим, надеясь посвятить его в епископы, однако тот категорически отказался признавать епископом Иерусалима коголибо кроме Ювеналия.[622] Что касается Евфимия,[623] то только что прибывшие с Собора Стефан, епископ Иамнийский, и Иоанн, епископ арабеких станов, поспешили к нему, страшась ошибиться и разделить судьбу предшественника Иоанна Авксолая. Язык Халкидона был непривычен для Востока, авторитет же Ювеналия был не настолько велик, чтобы видеть в нем пример для подражания. Однако Евфимий не нашел в Определении собора ничего предосудительного ни тогда, ни когда к нему явились два посланных Феодосием архимандрита, искавших его поддержки. Евфимий смог вразумить Елпидия, хотя последний и не отошел от Феодосия. Геронтий же остался при прежнем мнении. Враг продолжал досаждать Евфимию, и он удалился на время Великого Поста во внутреннюю пустыню Рува возле Мертвого моря. К нему присоединились и другие истинные искатели безмолвия, многие из которых встали вначале на сторону Феодосия, однако под влиянием Евфимия приняли Халкидон. Среди них был и недавно пришедший из Ликии монах, совершавший свои монашеские подвиги в своей родной стране, а затем решивший перебраться в долину Иордана.