Читаем Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку полностью

Рис. 98. Поселок Сокол. Альтернативная планировка территории. 4-й вариант. Двухэтажный дом-коммуна. Расположение на участке. Арх. Н. В. Марковников


Рис. 99. Поселок Сокол. Альтернативная планировка территории. 4-й вариант. Двухэтажный дом-коммуна. Фасад. Арх. Н. В. Марковников


Рис. 100. Поселок Сокол. Альтернативная планировка территории. 4-й вариант. Дом-коммуна. Компоновка жилых комнат (на 2 и 5 чел.)


Рис. 101. Поселок Сокол. Альтернативная планировка территории. 4-й вариант. Планировка жилой ячейки дома-коммуны. Варианты


При этом, будучи последовательным сторонником малоэтажной деревянной индивидуальной поселковой застройки, он доказывал экономическую неэффективность многоэтажного каменного строительства. Понимая, что причина неприятия на государственном уровне мелкого индивидуального жилищного строительства лежит прежде всего в идеологической плоскости и основана на отрицании властью «буржуазно-мещанского индивидуального быта, присущего малоэтажному дому», Марковников стремился «реабилитировать» деревянное одноэтажное индивидуальное домостроительство, выискивая компромиссы и доказывая, что «мелкожилищное строительство вовсе не находится в том непримиримом противоречии с коллективизмом, как это многие думают»[433], а вполне может применяться в советском поселковом строительстве при условии выноса бытовых функций за пределы индивидуального дома[434]. В качестве иллюстрации к своим тезисам он предлагал «социализацию быта» за счет «исключения во всех жилых помещениях индивидуального домашнего хозяйства – кухонь, кладовых и т. п.»[435] Квартиры, кроме жилых комнат, должны были включать только прихожую, уборную и ванную. А все остальные помещения в полном соответствии с идеологией коммунального быта должны были в них отсутствовать. Функция ведения домашнего хозяйства перемещалась в «общие социалистические помещения», а «подогревание пищи» и регулярное «приготовление чая и кофе» в случае необходимости предлагалось осуществлять в ванной комнате, на установленном в ней «электрическом таганке».

Н. В. Марковников доказывал, что наиболее экономичное поселковое строительство получается при плотной блокировке одноэтажных деревянных жилых ячеек, соединенных с помещениями коллективного пользования при помощи крытых переходов. По его утверждению, размещение на участке даже отдельно стоящих зданий все равно получалось экономически более выгодным, нежели многоэтажное строительство[436].

Не осознавая, как и многие другие, смысла подлинных мотивов осуществления властью стратегии возведения многоквартирного, многоэтажного жилья, которая, напомним, была направлена на формирование и компактное расселение производственно-бытовых коллективов (подчас даже в ущерб экономической выгоде), Марковников доказывал преимущества планировки поселений с малоэтажной застройкой, оперируя одними лишь финансово-экономическими доводами: «Ввиду дорогой стоимости многоэтажных домов и каменных лестниц эти последние должны быть исключены. Жилые дома следует проектировать не свыше двух этажей, что допускает устройство в них деревянных лестниц без несгораемых лестничных клеток, а также допускает максимальное облегчение и удешевление их конструкций и отдельных частей»[437].

Характер заселения жилища в соответствии с государственной жилищной политикой предусматривался Н. В. Марковниковым коммунальным (покомнатно-посемейным): жилые ячейки, состоявшие из трех комнат, изначально проектировались им таким образом, что позволяли размещать в каждой из трех комнат по семье из двух человек (то есть всего три семьи, общим числом обитателей – шесть человек на квартиру; из расчета 7 кв. м на человека). Холостые люди должны были заселяться в общежития или двухэтажные дома-коммуны.

Несмотря на убедительность экономических расчетов, расселение в виде одно– и двухэтажных отдельно стоящих или блокированных домов для одной семьи не стало основой советской государственной жилищной политики. Многоквартирное, многоэтажное домостроительство при всей его затратности постепенно становилось ведущим типом массового жилищного строительства в СССР, поскольку для советской власти любые финансово-экономические аргументы являлись убедительными лишь тогда, когда они не противоречили идеологическим и концептуальным воззрениям. Во всех остальных случаях выгода неизменно приносилась в жертву идее. Многоквартирное, многоэтажное жилище коммунального заселения (дома-коммуны, секционные дома и т. п.) этой идее соответствовало в значительно большей мере, нежели индивидуальное, малоэтажное, автономное.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Urbanica

Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике
Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них. Вопрос о теоретических инструментах, позволяющих описывать подобные закономерности, становится в книге предметом критической дискуссии. В частности, авторы обсуждают и используют такие понятия, как «городской габитус», «воображаемое города», городские «ландшафты знания» и др. Особое внимание в этой связи уделяется сравнительной перспективе и различным типам отношений между городами. В качестве примеров в книге сопоставляется ряд европейских городов – таких как Берлин и Йена, Франкфурт и Гамбург, Шеффилд и Манчестер. Отдельно рассматриваются африканские города с точки зрения их «собственной логики».

Коллектив авторов , Мартина Лёв , Хельмут Беркинг

Скульптура и архитектура
Социальная справедливость и город
Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России. Работы Харви, тесно связанные с идеями левых интеллектуалов (прежде всего французских) середины 1960-х, сильнейшим образом повлияли на англосаксонскую традицию исследования города в XX веке.

Дэвид Харви

Обществознание, социология
Не-места. Введение в антропологию гипермодерна
Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна. Марк Оже – директор по научной работе (directeur d'études) в Высшей школе социальных наук, которой он руководил с 1985 по 1995 год.

Марк Оже

Культурология / Философия / Образование и наука
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура
Две Москвы. Метафизика столицы
Две Москвы. Метафизика столицы

Рустам Рахматуллин – писатель-эссеист, краевед, многие годы изучающий историю Москвы, – по-новому осмысляет москвоведческие знания. Автор прибегает к неожиданным сопоставлениям и умозаключениям, ведет читателя одновременно по видимой и невидимой столице.Сравнивая ее с Римом, Иерусалимом, Константинополем, а также с Петербургом и другими русскими городами, он видит Москву как чудо проявления Высшего замысла, воплощаемого на протяжении многих веков в событиях истории, в художественных памятниках, в городской топографии, в символическом пространстве городских монастырей и бывших загородных усадеб. Во временах Московского Великого княжества и Русского царства, в петербургскую эпоху и в XX столетии. В деяниях Ивана Калиты и святого митрополита Петра, Ивана III и Ивана Грозного, первопечатника Ивана Федорова и князя Пожарского, Петра I и Екатерины II, зодчих Баженова и Казакова и многих других героев книги.

Рустам Эврикович Рахматуллин

Скульптура и архитектура