Градуал

Собеседник держал жезл в левой руке, а правой потянулся вниз и назад и достал нож, свисавший у него с пояса. Сдернул кожаный чехол, защищавший лезвие, и солнце блеснуло на ярком металле. Молодой человек поднял нож и поднес лезвие к боковой стороне жезла, внимательно вприщур глядя на то, что делал. Теперь, вблизи, я видел, что это совсем не нож, а режущий инструмент вроде стамески, только край его заострен v-образно. Человек повернул жезл и сделал на нем отметку в виде короткой спиральной линии возле кончика.

– Вот – это Ристор. Там вас встретила моя подруга. Вы не заинтересовались. Но на Ристоре вы получили вот это. Ладно, не знаю, допустим, двадцать минут.

– Двадцать минут чего? – уточнил я.

– Поправки времени. Между Ристором и любым местом материка градуал не особенно велик. Так вот, моя подруга Ренеттиа. Вы с ней встречались.

Я бросил взгляд ему за спину, думая, что женщина еще там, но она куда-то ушла.

– Она пыталась продать мне жезл.

– На Каллоке вы прошли мимо нее. Там тоже ничего не купили. Еще градуал.

Он вновь процарапал бороздку острым кончиком инструмента. На этот раз та была длинней, витки спирали отстояли дальше друг от друга и от конца жезла.

– А эта поправка на какое количество убывания? – спросил я, начиная понемногу понимать его действия.

– Это приращение. Каллок южнее Ристора, но и несколько западнее, так что время теряется, а не приобретается, как бывает при убывании. Это довольно сложно. Сейчас вы все еще отстаете, но не так уж сильно, – он продемонстрировал мне, что вновь процарапанная спираль закручена в противоположную сторону по сравнению с короткой, обозначающей путь от Ристора. – Ладно; стало быть, после Каллока был Ганнтен. По-моему, он известен прекрасными живописцами. Дрид Батерст, слышали про такого, знаменитый художник? Вы тоже человек искусства. Но там не остались, проследовали дальше. Была ночь, вы не смотрели по сторонам. Наверняка подумывали не выходить из каюты. Прошли, как обычно, мимо меня; но я понимаю, понимаю.

– Ганнтен лежит к востоку?

– К востоку. И порядком к востоку, хотя кораблем плыть недалеко.

Адепт процарапал на древке жезла очередную линию. На этот раз не спиральную, а прямую, но пунктирную, с пропусками.

Так пошло и дальше: каждый из островов, на которых я побывал или которые миновал на пути к Мьюриси, отмечался прочерченной на жезле линией. Адепт выставлял пометки со всем тщанием, проверял сделанное на глаз и на ощупь подушечками пальцев, смахивал крошечные древесные стружки, срезанные ножом. Сам Мьюриси получил глубокую линию. Затем адепт протер жезл извлеченной из кармана тряпицей.

– Ладно, теперь все убывание показано.

Я бросил взгляд ему за спину, на судно, еще стоявшее у пристани. Вокруг него поднялась какая-то суета, и я заметил, что плюмаж дыма над трубой сделался гуще.

– Теперь можно идти?

– Сначала вы должны зарегистрировать убывание.

Для этого потребовался новый визит к стойке Приема, по счастью, краткий. Один из чиновников взял мой жезл, сунул в сканер, дождался зеленого огонька и вернул мне. Выходя обратно, я бросил взгляд на деревянный стержень. Царапины остались на месте. Я почти ждал, что сканирование их каким-то образом сотрет.

Адепт поджидал меня снаружи.

– Теперь мы удалим убывание, – сказал он.

– Разве мы этого уже не сделали?

Одни из сходней уже откатили от борта судна, хотя я видел, что двое членов экипажа в белой форменной одежде еще стоят у корабельного люка рядом со вторыми. Пассажиры продолжали медленно подниматься на борт.

– Мы выявили убывание, и оно зарегистрировано. Теперь мы его уберем.

– Мне нужно на борт, – сказал я. – Еще несколько мгновений, и вход закроют. Я не хочу упустить судно.

– Говорю же, вы его уже упустили. Не так, как вы думаете. А так, как думаю я. Путешествовать с убылью вам небезопасно.

– Я думал, мы с этим покончили.

– Нет, мы должны ее устранить. Судно вас будет ждать. Не беспокойтесь. Дайте пятьдесят талеров.

Я с изумлением уставился на него.

– Вы хотите денег?

– Разумеется. Столько стоит ликвидировать убывание.

– Тогда я его переживу.

– Стало быть, вы хотите повторить то, что было прежде? Когда вы вернулись домой с неустраненной убылью? Год одиннадцать месяцев?

– Вам об этом известно?

– Это есть у вас на жезле. Пятьдесят талеров.

Это была солидная сумма, почти все, что у меня имелось при себе в мьюрисийской валюте. Большая часть того, что осталось после расчета с турагентством.

– Говорите, это все исправит?

– Не все. Что сделано, то сделано. Но со дня прибытия на Ристор – никакого убывания.

– А за тридцать вы это не сделаете?

– Никаких скидок. Цена – пятьдесят талеров.

Он стоял передо мной без выражения на лице, глаза его чуть слезились от жары и солнца. Почему он не носит солнечные очки, как некоторые из тех, что стояли с ним? Готовясь к путешествию, я поменял большую часть наличных на симолеоны, как советовал сотрудник агентства, но сохранил небольшую стопку талеров. На случай непредвиденных обстоятельств.

– Симолеоны вы примете?

– Талеры.