Граф

– Ага, – довольно осклабился игрок, когда ему пришло сообщение о вызове на поединок чести, – Деремся до смерти, или пока ты мамку на помощь звать не начнешь?

Правда, дворянином он не был, так что часть правил в приведенном списке была вычеркнута.

– Вообще-то я имел в виду вон того неуклюжего господина!

Дворянин, тоже оказавшийся графом, уже поднялся и даже отряхнулся.

– Знаю. Но сперва тебе придется драться со мной. Я тебя убью, а через двадцать четыре часа, если ты, конечно, вспомнишь об этом инциденте, то сможешь нас отыскать и вызвать моего нанимателя на поединок. Или не сможешь, – и он демонстративно помахал перчаткой.

– Я отзываю свой вызов, – опустив голову, пробормотал зачинщик.

– На первый раз прощаю, – бессмертный подтвердил отмену, и перчатка в его руке медленно растворилась, оставив после себя легкую дымку спецэффекта.

Максимус повернулся к Шардону:

– Теперь понял, как я буду тебя защищать от подобного рода неприятностей?

– А если бы он не отказался?

– То не продержался бы и минуты. Слабоват против меня.

– Допустим, нам встретится более серьезный противник, который окажется тебе не по зубам?

– Пока он будет пытаться меня убивать, ты скроешься в каком-нибудь месте, где запрещены дуэли. А я, сразу как воскресну, тебя найду – только из группы меня не выкидывай.

– Толково, – оценил Угрюмый.

Впрочем, на пути к городской Библиотеке с ними ничего такого не случилось – добрались без приключений, если только не считать пары попыток карманной кражи, которые и сам Шардон с легкостью сумел пресечь – сказывалось его криминальное прошлое.

Это заметил и Максимус, оценив умения своего нанимателя, но комментировать не стал.

На входе графу пришлось заплатить взнос за всех троих, чтобы получить доступ к общему разделу на сутки. Этого им должно было хватить, потому что, по словам архивариуса, почти все образцы современной и старинной поэзии можно найти в этом зале.

Там они разбрелись по «лабиринту знаний», и каждый искал что-то полезное для себя.

Шардон переходил от шкафа к шкафу, от стола к столу по какой-то лишь ему ведомой системе и периодически демонстрировал эмоцию недовольства:

– Ничего не понимаю, – бурчал он, – Это или наследие классики мировой литературы, или неуклюжие переделки неизвестного авторства. Если не считать «творений» герцога Шарманьяка, – граф указал на целых два шкафа книг, забитых стихами его будущего оппонента.

– И что там?

– «Арслан и Любава» – сказочная поэма о любви и рыцарях.

– Эм… Погоди, – Максимус задумался, – Уж не «Руслан и Людмила» ли это? Где «…у Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том…»?

– Ха! Только «У синя моря клен зеленый, мифрила цепь на дубе том. И днем и ночью сфинкс ученый, все ходит по цепи кругом!» – продекламировал Угрюмый, – Сильная вещь!

– Ты что – поклонник творчества Шарманьяка? – удивился наемник.

– Да нет. У братвы оно за считалочку ходило, – смутился бывший разбойник, – Так – то я даже грамоте обучен не был, пока его светлость меня в капитаны не заделал. При нашей работе эта ваша грамота ни к чему была.

– Тогда как вы магические свитки делили, если никто читать не умел? – заинтересовался Шардон.

– Ну почему никто? Атаман умел. Носатый, Три-кармана. А что до свитков, так это же магия! С ней разобраться – ума большого не надо. Чем сильнее пальцы жжет, тем дороже и опаснее. Ну и название уж всякий прочитать сможет, там закорючки нехитрые.

Пометка: Угрюмый рассказал, что разбойники мощь и ценность магических свитков определяли наощупь – по силе магического жжения.

– Степень совпадение измененных текстов с оригиналом – от сорока до восьмидесяти процентов. Где-то на уровне замены нескольких слов на синонимы и аналоги, а где-то целые куски переписаны, – продолжал возмущаться Шардон, – Есть и уникальные произведения, но там и ритм не выдержан, и рифмы плохо подобраны, и слова незнакомые. Вот, например, «Ведьмы, ведуньи и ведьмаки» – это какой-то биографический труд с рифмованными вставками, которые вообще едва ли можно назвать стихами. И как монеты могут быть «чеканными»? Они же просто снимаются со счета в золотом эквиваленте, и точно так же переводятся на него – их никто не чеканит!

– Ха! Дай-ка сюда, – вырвал у него книгу Максимус, – Конечно, это не стихи – это песня!

– Та самая? – удивился Угрюмый.

– Не знаю. Какой-то Нэтан Фликс в авторах указан. Вы что – оба знаете ее?

– Странно, что ты не слыхал, командир – как-никак, бывший трактирщик! Ща изображу…

В руках начальника стражи появилась… лютня! Он прокашлялся, толстые пальцы умело прошлись по струнам, и Угрюмый хрипло заорал:

– Ведьмаку заплати-ите чеканной моне-етой, чеканной монетой о-о-о, ведьмаку заплатите – зачтется все э-э-это-о вам!

Граф с недоумением посмотрел на горланящего министра и подпевающего ему игрока. Пожал плечами и вернулся к книгам…