Графъ

- Нет, нет, - бормотала, но задержать падение нравственности мешали перчатки. - Мы не готовы.

Глеб понял, что это она от растерянности и разлада чувств во множественном числе о себе заговорила, поэтому ответил в том же духе:

- А мы даже очень…

И снова нацелился на ее губы. Смял их, приварил к своим, ныряя языком в ароматный жар ее рта. «Сейчас отпущу, не барагозь! Надо тебя ещё потомить на медленном. Чтобы во рту таяла…»

- Гр… Хл… Гл… Хватит!

Последнее слово хлопнуло по ушам и покатилось в голове стрекочущим эхом. А потом на долгую секунду все стало звучать как сквозь толщу воды. Все-таки, выпросил он нокаут. И, вероятно, физиономия у Глеба была такая, будто наваляли ему уже на трештоке - девчонка смеялась! Нет, она хохотала. Заливисто и совсем без злорадства, а местами даже кокетливо и чувственно. Совсем не как чопорный синий чулок.

Воспользовавшись замешательством, извернулась пресмыкающейся и выскользнула из-под Графа. Розовые мошки перестали мелькать перед глазами, он смог сфокусировать зрение так, чтобы объект не раздваивался. Кто бы знал, что лидер мнений тайно посещала музыкальную школу по классу «тарелки»! Так треснуть по ушам…

Уходя, она одарила его снисходительным кивком, мол, ее голыми руками не возьмёшь, так и знай, сиятельство; зашвырнула в него перчатками. Подавись, мол.

- Спасибо, - сказала, отдёргивая перекрученную футболку, - стресс как рукой сняло, - она шумно выдохнула себе на лоб, - но я бы предпочла устранить причину!

- Приходи, как готова будешь устранить. Я тебе помогу, - крикнул он убегающей девчонке, ощущая на губах ее вкус и свою абсолютно идиотскую и не менее довольную улыбку.

Завтра. Точно завтра. И потом по отработанной схеме: вознаграждение, тур на Мальдивщину - курорт для бывших любовниц, и шубу. А он сможет, наконец, заняться серьёзными делами в Альянсе и произвести контрольно-профилактическую и кадровую чистку на золотой жиле…

Глава 20

Глава 20

Послушай женщину и поступи наоборот. Это правило в отношениях с сестрицей было фундаментальным. Хозяйство она вела отлично, как опытная Фрекен Бок. Гудела на персонал и охрану с утра до вечера и даже начальник СОБа к концу дня начинал маршировать. Это качество Граф в ней ценил, но вот ее умению пилить мозг нравоучениями могла позавидовать сама бензопила. Все анекдотические стереотипы о жёнах и тещах сплелись в одну графиню - так сестрицу называли придворные Глеба. Спорить с ней, как, собственно, и с Графом, было бесполезно. Проще было согласиться, сделав по-своему.

С Виолеттой они были похожи, как разнополые близнецы, хотя произошли от разного семени с разницей в два года. Глебу было четыре, когда двухлетнюю Вилку забрала к себе бабка - мать ее бати, присевшего надолго за убийство собутыльника. Родительница опять начала пить по-чёрному, но у старухи нигде не ёкнуло, глядя на мальчишку, пытающегося растолкать пьяную женщину. Сестра потом рассказывала, что бабка много раз пожалела, что не забрала тогда Глеба, побоялась, что не потянет, взяла грех на душу - оставила мальчонку погибать. А потом пожар, интернат, колония - след и вовсе растаял, нити оборвались.

Умирая, она сказала Виолетте найти брата. Но он сам ее нашёл. Катальщицей на Комбинате валяльных изделий, где днём она трудилась на износ физически, а по ночам вела чёрную бухгалтерию заму финдиректора.

В толпе бы не узнали друг друга. Но все, кому в последствии доверялась тайна их родства, замечали знакомый стальной блеск внимательных глаз. Характер обоим достался явно не от матери, а может просто трудное детство их закалило. Вилка выросла высокой, крупной с пятым или даже шестым размером сисек и несгибаемой верой в свою правоту.

Ей, как никому, подошла бы фамилия ГрАфина. Но она была урождённой Виолеттой Кокошкиной. И жить под разными фамилиями близким родственникам было даже спокойнее и удобнее.

Графиней Кокошкиной по братски величал ее Глеб. ВиолеТ-34 называл графиню Шалтай. И ни одна вражеская мышь ни разу не проскочила мимо этого одомашненного танка. Поэтому, их не было даже в подвале. О количестве находящихся в доме бездельников она узнавала по колебанию воздуха. Отрицать ещё одну бесполезную единицу в хозяйстве было бессмысленно. Да, Глеб и не пытался. Он никогда ни перед кем не отчитывался и не пылил по пустякам в малине.

Но в это утро он неожиданно резко оборвал поток Вилкиных рассуждений о том, что вот, мол, времена какие настали - теперь прессу не в почтовый ящик бросают или под дверь, а прямо в постель доставляют. И что если поменять обычную проститутку на интеллектуальную, ничего не изменится - не дом, а бордель!