Они с пером облетели всю поверхность Новодворской, все ее впадины и холмы, всё, что доступно было в условиях видимости. Судя по реакции девчонки, основные чувствительные зоны были охвачены. Но молчала она, как партизан, даже стона не допускала, извивалась змеей и тихо пыхтела. Глеб тоже ещё держался, хотя распирало его так, что хотелось выть.
Пора было заканчивать с атрибуцией. Глебом постепенно завладевала тревожная безнадёжность. Взять ее занудством не выйдет, стало быть надо переходить к активным действиям, целиком поручив их своему внутреннему животному. Девчонка глубоко дышала едва приоткрытым ртом и безотрывно сверлила его мерцающим взглядом. Он плавно, будто собираясь погладить настороженную кошку, протянул руку и коснулся нежного девичьего лица, осторожно отодвинул с влажного лба локон, погладил щеку, провёл пальцем вдоль подбородка, приласкал волосы. Глеб гладил её голову воздушными, но уверенными движениями, пока она не прикрыла глаза. Другой рукой накрыл промежность и слегка притопил пальцы во влажных складках. Нащупал все, что предусмотрено природой у девочки. Облизнулся, как хищник, почуявший плоть. Какой смысл в ее целости, если не в том, чтобы стать однажды сексуальным триггером для такого психа, как Глеб?
- Ух, потоп устроила. Хорошая плохая девочка, - провёл ладонями по внутренней стороне бёдер, удобряя их щедрой смазкой. Вернулся к Эммануэль, скользнул по устью большим пальцем, продвинулся вверх, проплыл над задорным пушком лобка, по животу к упругим грудям. Сжал пальцами твёрдую бусину соска и, уткнувшись носом в горячую персиковую щеку, с удовольствием сообщил:
- Сегодня, Лера, ты из бревна превращаешься в Буратину.
Сосредоточенное лицо ее вдруг вытянулось, брови взлетели и выгнулись вопросительными дугами, губы сложились удивлённым колечком.
- Сразу женщиной стать - треснешь, - пояснил Глеб, хотя, вряд ли она понимала слова и вложенный в них смысл.
Дальше все было в ритме танго. Он велел ей закинуть связанные запястья за голову. Шире развёл ноги. Вжался головкой в промежность, ощущая, как постепенно погружается в лепестки, как упирается в преграду. Девчонка заерзала и замерла, шумно зачерпнув ртом воздух. Да, милая, это то удовольствие, которое не растягивают. Глеб прижал ее к себе, поддев из-под тонкой гибкой спины сильной рукой. Глубокая ложбинка позвоночника привела его пальцы к мягкому прогибу талии, куда ладонь легла как в специально созданное для неё гнездо. Пальцы другой ладони вплёл в тёмные локоны. Вцепился в сахарную губу зубами и глухо рыкнув, двинул бёдрами резко вперёд.
И задохнулся от жарких объятий. Одно движение - и девочка может сделать неправильные выводы о его половой силе. Глеб попытался разрядить обстановку какой-то пошлостью, бормотал сущий бред и просил не сжимать его так сильно.
А Лера царапала ногтями его шею и плечи, скулила и крупно дрожала, пока постепенно не затихла, тяжело дыша. Глеб подождал, пока ее перестанет трясти. Вышел, потому, что без вариантов. Просто выдернул себя из шелкового плена, пока позорно не вытек в судорогах в только что сорванный подснежник. Задержал дыхание, оттянув яйца вниз. Волна откатила назад. Выдохнул.
Ну, поздравляю, с открытием, Лера. Дёрнул за бёдра на себя. Повторное проникновение прямо сейчас будет болезненнее первого. Поэтому, придётся отложить на пару дней. А поскольку заканчивать на такой дребезжащей ноте не хотелось, Глеб припал ртом к промежности, жестко прижимая разведённые колени к постели.
Да. Он это дело любил даже несмотря на пренебрежение уважаемых тузов к «пилоточникам». В речи соплеменников существовали десятки терминов и идиом, фигурально выражающих реакцию блатного мира на «любителей устриц». Попытку братвы задеть чувства гурмана, Глеб однажды жестко пресек фразой: «лучше вафлить в ролексах, чем сосать за право донашивать их после хозяина».
Вкус крови придал пикантности блюду. Он не торопясь втягивал его в себя по капле, не замечая как беснуется под его языком свежая женщина, очевидно приближаясь к пику.
На приказ расслабиться не отреагировала, зато активнее закрутила бёдрами, неожиданно опустила связанные запястья Глебу на затылок и громко охнула.
- Гл… Глеб, пожалуйста…
Потом, коротко вскрикнув, задрожала всем телом и расслабилась. Глеб вынырнул из морока, поднялся на верхний этаж. Вжался в губы подобием поцелуя, кровью визируя право на собственность. Все, девочка, игры кончились. Теперь всё по-взрослому. Железная хватка руки на горле, укус, как клеймо… оторвался.
Слез с кровати, игнорируя гул в яйцах и треск раскалённого болта, нашарил свой халат, вспомнил, что его поясом все ещё связаны Лерины руки.
- Жду награды за свою выдержку, - сказал Глеб, освобождая тонкие запястья. - Ты мне должна. Много. Не сегодня. Но я взыщу с тебя всё. Отдыхай.
- Какая же ты мразь… - тихо, сонно сказала она беззлобным шепотом, скатилась со спины набок, подтянув к груди колени, - Настоящий подонок. Я уже смирилась с болью, думала перетерплю… а ты решил перевернуть мне всю жизнь…