Графъ

«Хм, как интересно! - Глеб машинально провёл по небритой щеке ладонью. - То есть, вот она - моральная граница, за которую ее личность должна переступить, чтобы женщина отдалась убийце? Последний вдох, так сказать, перед прыжком». Можно было бы сказать: «о, нет сударыня, я все ещё чист перед законом и безгрешен, именно поэтому я ещё не в Форбс», но Мурка сказала, что надо говорить женщине правду, если хочешь искренних поцелуев.

- Ну, а сама-то ты как думаешь?

Хлопнула ресницами и снова сглотнула.

Все, милая, приехали. Конечная станция. Хватит нам отложенных гратификаций.

- Ты бы поверила, если бы я сказал «нет»? - лениво наклонился, чтобы заглянуть в глаза.

- Нет! - обиделась, дёрнула плечом и клюнула носом. Не врет.

- Ну, тогда я хожу. Тетрадь взяла с собой?

- Нет, - повторила резче и по вздёрнутому подбородку Глеб понял, что теперь - точно врет. Но не пытать же ее калёным железом.

Сама эта мысль показалась горячей. До зубовного скрежета хотелось попытать ее пару дней своим железом. Чтобы кричала… Да, надо признать, что бульварная пошлость мыслей не соответствовала обсуждаемой теме и растворяла в клубничном сиропе все намёки на какой-то план, который у него вроде бы был… Ему же нужно узнать, у неё что-то... А, вспомнил: тетрадь и почему она ее прячет. Однако, надо было передавать ход даме. С женщинами нельзя мухлевать чаще двух раз за раздачу.

- Давай свой вопрос!

Лера быстро повернула голову, тыкнулась носом в щетинистый подбородок и облизала губы…

- Когда ты меня отпустишь? - спросила почти шепотом, полоснув прямым, острым, как колотый лёд, взглядом чуть выше его Адамова яблока. Девчонка могла бы вызвать эмоции у цементного куба. Ее артикуляция сводила с ума, гипнотизировала, отключала все чувства и инстинкты, кроме одного основного. Своими губами она шевелила в нем древнего змея, которому хотелось противоречивого: заткнуть ее, чтобы не сбивала своей ерундой и чтобы стонала громко его имя - оно из ее рта так красиво выходит. Далеко бы ты, девочка, пошла, если бы не прокололась в «контракте».

Ну что ж, Ад достаточно разогрелся.

Глеб навалился сбоку, придавил ее собой к коже дивана и с влажным хрипом выжал ей в губы:

- Когда напьюсь твоими криками.

Подхватил под колени и плечи поднял с дивана, уложил тут же перед камином спиной на шкуру одной из убитых им божьих тварей и добавил:

- И напою своими…

Вопреки уже сложившейся традиции, она не бросилась отступать. Поднялась на локтях, стала наблюдать как Глеб стягивает с торса пропахшую дымом футболку.

Нет, хитрая, будешь смотреть, когда я скажу! Навис сверху так близко, что ей пришлось вжаться затылком в мех. Бродил давно в его голове пьяный каламбур про шкуру на шкуре, но в данной конкретной ситуации он впервые вызвал раздражение. Нет. Это, мать его, Лерочка, совсем другой случай. Совсем.

- Правда или действие? - спросил он севшим от сушняка голосом.

- Правда… - шевельнула сухими вспухшими губами.

- Хочешь покричать?

- Гл… гл… Глеб… действие! То есть, нет…

Детка, поздняк метаться. Знала, куда шла. Не изображай.

Давай лучше напьёмся!

Прильнул губами к губам, одновременно заключая ее кисти в свои, переплетая пальцы. Безжалостно шерканул по щеке щетинной - женщины всегда жаловались, что она у него мега-жёсткая, как наждачка. Нырнул языком по-хозяйски в нежный рот. Обоюдная острая жажда делала поцелуй жадным, чем-то пряным и жгучим долбила по всем рецепторам, отдавая в пах. У неё такой юркий язык! Его бы, да в мирное русло.

Пока наслаждался робкой ответной реакцией, стянул с неё майку-а-ля-Лара Крофт. Как и ожидалось, под ней ничего, кроме самых шикарных сисек, которые он когда-либо видел. А говорят в природе нет ничего идеального! Глеб втянул в рот сначала правый сосок: подержал, посмаковал, шумно выпустил. Подул. Даже рябь пошла по девчонке, оставляя россыпь острых крупинок на карамельной коже. Пока занимался вторым, стащил с неё штаны рывками. Следом трусы. Причём, девчонка вносила посильную помощь в процесс - помогала, вошкалась под ним, дразнила. Глеб наскоро разоблачился, даже носки умудрился быстро стянуть и не запутаться. Руки уже плохо слушались Графа - эстета, с бОльшим удовольствием подчиняясь приказам нетерпеливого подростка, который боялся напортачить в простейших задачах.

Отвык. Он уже давно был уверен, что все эти брачные игры - прерогатива бедных. Только люди с пустыми карманами могут позволить себе эту вату. Потому, что последние десять лет ни одна его временная женщина не постаралась изобразить желание хотя бы приблизительно так же, как эта Новодворская. Все проваливали пробы уже на этапе обнажения. Секс превращался в набор заученных комбинаций, череду сменяемых друг друга порнографических штампов. Он оставлял себе на короткое время тех, кто максимально выделялся из общего кордебалета. Но и те очень скоро сначала надоедали, потом раздражали, как назойливый баннер на каждом столбу вдоль дороги и, наконец, исчезали, так или иначе. Он наелся глянцевой рекламой косметики и процедур! Хотелось бы уже познать, за что пришлось выложить столько лет жизни.