Граф Безбрежный. Две жизни графа Федора Ивановича Толстого-Американца

Эта идиотская песня балалаечника и его бурные рыдания потрясли графа пуще всех итальянских опер и французских примадонн, которых он потом немало слышал за свою жизнь.

За графом Федором Толстым в его путешествиях по русским медвежьим углам, увы, не следовал Эккерман и не заносил в гроссбух все его матюки. Отсутствие прилежного немца-хроникера рядом с Американцем очень осложняет нашу работу: никто подробно не описал встречи графа в трактирах, на постоялых домах и на дорогах. Может быть, где-то на сибирских трактах он встретился с разбойниками, грабившими кареты, а где-то в лесу столкнулся нос к носу с медведем и, естественно, не моргнув глазом зарезал его. Поэтому здесь мы покидаем твердую почву факта и ступаем в зыбкий мир фантазии. Прежде чем дальше идти вперед, отступим на полшага назад, из одного далекого прошлого в другое, еще более далекое и поговорим о том, что могло быть.

В пантеоне русских безбрежных и преступных людей граф не одинок. За десять лет до рождения Федора Толстого уже появлялись такие преступные и наивные люди — ныне совершенно забытые братья Михаил и Сергей Пушкины и их друг Федор Сукин. Тогда, в 1772 году, в дворянских семьях только о них и говорили. Эти трое, как-то раз сойдясь и выпив, затеяли разговор о том, как устроен белый свет. Некоторые вещи они в своих беседах нашли несправедливыми. Ну, например: почему право печатать ассигнации принадлежит одним и не принадлежит другим? После этого разговора Сергей Пушкин поехал в Голландию, где заказал поддельные штемпели и бумагу. На обратном пути из Голландии, в марте 1772 года, он был арестован, так и не успев поставить в своем имении станок для печати ассигнаций. Преступный умысел был столь наивным, что императрица Екатерина не знала, что делать: «Но со всем тем жалко его: жена и дети, и глупость его, и я в недоумении; до решения дела он потерпит всякую всячину. Прикажите выдать жене тысячу рублей, чтобы ей пока было чем жить, и велите ей сказать, чтоб он надеялся на мое правосудие и человеколюбие и поуспокойте их; а что будет, право сама ещё не знаю и сказать не могу. А законы ему, кажется, противны. Разве я помогу». Но не сильно помогла: один брат Пушкин, Сергей, был осужден на вечное заточение и окончил жизнь в Соловках, другой, Михаил, сослан на жительство в Тобольск… Нелепая история, и есть в ней что-то из ряда вон: преступление, да не совершенное, преступник, да наивный… Я уверен: участвуй Федор Толстой в той пирушке с умными разговорами — не моргнув глазом принял бы участие в печати фальшивых ассигнаций. О знаменитых фальшивомонетчиках молодой граф наверняка знал и вряд ли упустил бы случай лично засвидетельствовать им свое глубокое почтение.

Рядом с такими наивно-преступными и отчаянно-дерзкими людьми обычно светится святость — ореолом над их женами. Жены декабристов не были ни первыми, ни единственными страдалицами за мужей. Жена фальшивомонетчика Михаила Пушкина, Наталья Абрамовна, урожденная княгиня Волконская, последовала за ним в Тобольск. В 1803 году, когда татуированный попугаем Федор Толстой продвигался через Россию с востока на запад, ей было 57 лет. Возможно, и муж её был жив. Заходил ли Толстой в Тобольск, нам неизвестно, но если заходил, то мог встречаться с этой парой: лихой фальшивомонетчик, не напечатавший не единой ассигнации, и его жена, принадлежавшая к одному из самых знатных семейств империи, наверное, слушали за обедом его рассказы о дальних странах.

Граф Федор Толстой ещё при жизни стал в глазах многих людей легендарным дебоширом и злодеем, о поступках которого говорили, что они — позор рода человеческого и образец безнравственности. Сам он прекрасно знал свою репутацию и в некоторых случаях, представляясь, предпочитал произносить не несколько слов своего титула и имени, а несколько слов своего мифа. Уже в пожилых годах, будучи седым благоообразным господином с перстнем на мизинце, он как-то раз в Англицком клубе сказал Аксакову, не знавшему его в лицо, что он «тот, про которого сказано: Ночной разбойник, дуэлист, в Камчатку сослан был, вернулся алеутом, и крепко на руку нечист». Существуй тогда визитные карточки — он мог бы написать на карточке эту фразу самым изящным, самым изысканным почерком.