— Простите, господа, — сказал Максимилиан, — но мне кажется, что я могу вывести вас из затруднения. Монте-Кристо — островок, о котором часто говорили моряки, служившие у моего отца, песчинка на Средиземном море, атом в бесконечности.
— Вы совершенно правы, — сказал Альбер, — и человек, о котором я вам рассказываю, — господин и повелитель этой песчинки, этого атома. Он, по-видимому, купил себе графский титул где-нибудь в Тоскане.
— Так он богат, ваш граф?
— Надо думать.
— Да ведь это должно быть видно?
— Ошибаетесь, Дебрэ.
— Я вас не понимаю.
— Читали вы "Тысячу и одну ночь"?
— Черт возьми! Что за вопрос!
— А разве можно сказать, кто там перед вами — богачи или бедняки? Что у них: пшеничные зерна или рубины и алмазы? Вам кажется — это жалкие рыбаки, и вдруг они вводят вас в какую-нибудь таинственную пещеру— и перед вашими глазами сокровища, на которые можно купить всю Индию.
— Ну и что же?
— А то, что мой граф Монте-Кристо один из таких рыбаков. У него даже имя оттуда, его зовут Синдбад-Мореход, и у него есть пещера, полная золота.
— А вы видели эту пещеру, Морсер? — спросил Бошан.
— Я — нет, а Франц видел. Но смотрите, ни слова об этом при нем! Франца ввели гуда с завязанными глазами, ему прислуживали немые и женщины, перед которыми сама Клеопатра — просто девка. Впрочем, насчет женщин он не вполне уверен, потому что они появились только после того, как он отведал гашиша; так что он, может быть, принял за женщин какие-нибудь статуи.
Молодые люди смотрели на Морсера, и в их глазах ясно читалось: "С ума ты сошел или просто нас дурачишь?"
— В самом деле, — задумчиво сказал Моррель, — я слышал от одного старого моряка по имени Пенелон нечто похожее на то, о чем говорит господин де Морсер.
— Я очень рад, что господин Моррель меня поддерживает, — сказал Альбер. — Вам, верно, не нравится, что он бросает эту путеводную нить в мой лабиринт?
— Простите, дорогой друг, — сказал Дебрэ, — но вы рассказываете такие невероятные вещи…
— Невероятные для вас, потому что ваши посланники и консулы вам об этом не пишут: им некогда, они заняты тем, что притесняют своих путешествующих соотечественников.
— Вот вы и рассердились и нападаете на бедных наших представителей. Да как же они могут защищать ваши интересы? Палата все время урезывает им содержание; дошло до того, что на эти должности больше не находится желающих. Хотите быть послом, Альбер?. Я устрою вам назначение в Константинополь.
— Вот еще! Чтобы султан при первом же моем заявлении в пользу Мухаммеда Али прислал мне шнурок и чтобы мои же секретари меня удушили!
— Ну вот видите, — сказал Дебрэ.
— Да, но, несмотря на все это, мой граф Монте-Кристо существует…
— Все на свете существуют! Нашли диковину!
— Все существуют, конечно, но не у всех есть чернокожие невольники, княжеские картинные галереи, музейное оружие, лошади ценою в шесть тысяч франков, наложницы-гречанки.
— А вы ее видели, наложницу-гречанку?
— Да, и видел и слышал, видел в театре Валле, а слышал однажды, когда завтракал у графа.
— Так он ест, ваш необыкновенный человек?
— По правде говоря, ест так мало, что об этом и говорить не стоит.
— Увидите, он окажется вампиром.
— Смейтесь, если хотите, но то же сказала графиня Г., которая, как вам известно, знавала лорда Рутвена.
— Поздравляю, Альбер, это блестяще для человека, не занимающегося журналистикой! — воскликнул Бошан. — Стоит пресловутой морской змеи в "Конституционалистской газете"! Вампир — просто великолепно!
— Глаза красноватые с расширяющимися и суживающимися по желанию зрачками, — произнес Дебрэ, — орлиный нос, большой открытый лоб, в лице ни кровинки, черная бородка, зубы блестящие и острые, и такие же манеры.
— Так оно и есть, Люсьен, — сказал Морсер, — все приметы совпадают в точности. Да, манеры острые и колкие, В обществе, этого человека у меня часто пробегал мороз по коже, а один раз, когда мы вместе смотрели казнь, я думал, что упаду в обморок, не столько от работы палача и от криков осужденного, как от вида графа и его хладнокровных рассказов о всевозможных способах казни.
— А не водил он вас в развалины Колизея, чтобы пососать вашу кровь, Морсер? — спросил Бошан.
— А когда отпустил, не заставил ли вас расписаться на каком-нибудь пергаменте огненного цвета, что вы отдаете ему свою душу, как Исав первородство?
— Смейтесь, смейтесь сколько вам угодно, — сказал Морсер, слегка обиженный. — Когда я смотрю на вас, прекрасные парижане, завсегдатаи Гентского бульвара, посетители Булонского леса, и вспоминаю этого человека, то, право, мне кажется, что мы люди разной породы.
— И я этим горжусь! — сказал Бошан.
— Во всяком случае, — добавил Шато-Рено, — ваш граф Монте-Кристо в минуты досуга прекрасный человек, если, конечно, не считать его делишек с итальянскими разбойниками.
— Никаких итальянских разбойников нет! — сказал Дебрэ.
— И вампиров тоже нет! — поддержал Бошан.
— И графа Монте-Кристо тоже нет, — продолжал Дебрэ. — Слышите, Альбер: бьет половина одиннадцатого.
— Сознайтесь, что вам приснился страшный сон, и идемте завтракать, — сказал Бошан.