Кадрусс показал пример и с аппетитом принялся за еду, расхваливая все блюда, которыми он угощал посетителя. Тот, по-видимому, покорился необходимости, бодро раскупорил бутылки и принялся за буйабес и треску, жаренную в прованском масле с чесноком.
— А, приятель, — сказал Кадрусс, — ты как будто идешь на мировую со своим старым поваром?
— Каюсь, — ответил Андреа, молодой, здоровый аппетит которого на время одержал верх над всеми другими соображениями.
— И что же, вкусно, мошенник?
— Очень вкусно! Не понимаю, как человек, который стряпает и ест такие лакомые блюда, может быть недоволен своей жизнью.
— Видишь ли, — сказал Кадрусс, — все мое счастье отравлено одной мыслью.
— Какой?
— А той, что я живу за счет друга, — я, который всегда честно зарабатывал себе на пропитание.
— Нашел о чем беспокоиться, — сказал Андреа, — у меня хватит на двоих, не стесняйся.
— Нет, право, верь, не верь, но к концу каждого месяца меня мучает совесть.
— Полно, Кадрусс!
— Так мучает, что вчера я даже не взял этих двухсот франков.
— Да, ты хотел меня видеть, но разве из-за угрызений совести?
— Именно поэтому. Кроме того, мне пришла мысль.
Андреа вздрогнул: его всегда бросало в дрожь от мыслей Кадрусса.
— Видишь ли, — продолжал тот, — это отвратительно— постоянно жить в ожидании первого числа.
— Эх, — философски заметил Андреа, решив доискаться, куда клонит его собеседник, — разве вся жизнь не проходит в ожидании? А я как живу? Я просто терпеливо жду, верно?
— Да, потому что, вместо того чтобы ждать какие-то несчастные двести франков, ты ждешь пять или шесть тысяч, а то и десять, а то и двенадцать. Ведь ты у нас хитрец. У тебя всегда водились какие-то кошельки, копилки, которые ты прятал от бедняги Кадрусса. К счастью, у этого самого Кадрусса был хороший нюх.
— Опять ты чепуху мелешь, — сказал Андреа, — все о прошлом да о прошлом — к чему это, скажи на милость?
— Тебе только двадцать один год, тебе нетрудно забыть прошлое, а мне пятьдесят, и я волей-неволей возвращаюсь к нему. Но поговорим о делах.
— Наконец-то.
— Будь я на твоем месте…
— Ну?
— Я реализовал бы свой капитал.
— Реализовал?
— Да, я попросил бы деньги на полгода вперед, под тем предлогом, что хочу купить недвижимость и приобрести избирательные права. А получив деньги, я удрал бы.
— Так-так-так! — сказал Андреа. — Это, пожалуй, неплохая мысль!
— Милый друг, — сказал Кадрусс, — ешь мою стряпню и следуй моим советам: от этого ты только выиграешь душой и телом.
— А почему ты сам не воспользуешься своим советом? — сказал Андреа. — Почему ты не реализуешь деньги за полгода, даже за год, и не уедешь в Брюссель? Вместо того, чтобы изображать бывшего булочника, ты имел бы вид настоящего банкрота. Это теперь модно.
— Но что же я сделаю, имея в кармане тысячу двести франков?
— Какой ты стал требовательный, Кадрусс! — сказал Андреа. — Два месяца тому назад ты помирал с голоду.
— Аппетит приходит во время еды, — сказал Кадрусс, скаля зубы, как смеющаяся обезьяна или как рычащий тигр. — Поэтому я и наметил себе план, — прибавил он, впиваясь своими белыми и острыми, невзирая на возраст, зубами в огромный ломоть хлеба.
Планы Кадрусса страшили Андреа еще больше, чем его мысли: мысли были только зародышами, а план уже грозил осуществлением.
— Что же это за план? — сказал он. — Уж, наверно, хорош!
— А что? Кто придумал план, благодаря которому мы покинули некое заведение? Как будто я. От этого он не стал хуже; мне кажется, иначе мы с тобой не сидели бы здесь!
— Да я не спорю, — сказал Андреа, — ты иной раз говоришь дело. Но какой же у тебя план?
— Послушай, — продолжал Кадрусс, — можешь ли ты, не выложив ни одного су, добыть мне тысяч пятнадцать франков… нет, пятнадцати тысяч мало, я не согласен сделаться порядочным человеком меньше чем за тридцать тысяч франков.
— Нет, — сухо ответил Андреа, — этого я не могу.
— Ты, я вижу, меня не понял, — холодно и невозмутимо продолжал Кадрусс, — я сказал: не выложив ни одного су.
— Что же ты хочешь? Чтобы я украл и испортил все дело, и твое и мое, и чтобы нас опять отправили кое-куда?
— Что до меня, — сказал Кадрусс, — мне все равно, пусть забирают. Я, знаешь ли, со странностями. Я иногда скучаю по товарищам, не то, что ты, сухарь! Ты рад бы никогда с ними больше не встретиться!
Андреа на этот раз не только вздрогнул: он побледнел.
— Брось дурить, Кадрусс, — сказал он.
— Да ты не бойся, Бенедетто, ты мне только укажи способ добыть без всякого твоего участия эти тридцать тысяч франков и предоставь все мне.
— Ладно, я подумаю, — сказал Андреа.
— А пока ты увеличишь мою пенсию до пятисот франков, хорошо? Я, видишь ли, решил нанять служанку.
— Ладно, ты получишь пятьсот франков, — сказал Андреа, — но мне это нелегко, Кадрусс… ты злоупотребляешь…
— Да что там! — сказал Кадрусс. — Ведь ты черпаешь из бездонных сундуков!
По-видимому, Андреа только и ждал этих слов; его глаза блеснули, но тотчас же померкли.
— Это верно, — ответил Андреа, — мой покровитель очень добр ко мне.
— Какой милый покровитель! — сказал Кадрусс. — И он выдает тебе ежемесячно?..
— Пять тысяч франков, — сказал Андреа.