Али повиновался и оставил мнимого аббата наедине с Кадруссом, все еще лежавшим без сознания.
Когда несчастный снова открыл глаза, граф, сидя в нескольких шагах от него, смотрел на него с выражением угрюмого сострадания и, казалось, беззвучно шептал молитву.
— Доктора, господин аббат, доктора, — простонал Кадрусс.
— За ним уже пошли, — ответил аббат.
— Я знаю, это бесполезно, меня не спасти, но, может быть, он подкрепит мои силы и я успею сделать заявление.
— О чем?
— О моем убийце.
— Так вы его знаете?
— Еще бы не знать! Это Бенедетто.
— Тот самый молодой корсиканец?
— Он самый.
— Ваш товарищ?
— Да. Он дал мне план графского дома, надеясь, должно быть, что я убью графа, и он получит наследство, или что граф меня убьет, и тогда он от меня избавится. А потом он подстерег меня на улице и убил.
— Я послал сразу и за доктором, и за королевским прокурором.
— Он опоздает, — сказал Кадрусс, — я чувствую, что вся кровь из меня уходит.
— Постойте, — сказал Монте-Кристо.
Он вышел из комнаты и через пять минут вернулся с флаконом в руках.
Глаза умирающего, страшные в своей неподвижности, во время его отсутствия ни на секунду не отрывались от двери, через которую, он чувствовал, должна была явиться помощь.
— Скорее, господин аббат, скорее! — сказал он. — Я сейчас потеряю сознание.
Монте-Кристо подошел к раненому и влил в его синие губы три капли жидкости из флакона.
Кадрусс глубоко вздохнул.
— Еще… еще… — сказал он. — Вы возвращаете мне жизнь.
— Еще две капли, и вы умрете, — ответил аббат.
— Что же никто не идет? Я хочу назвать убийцу!
— Хотите, я напишу за вас заявление? Вы его подпишете.
— Да… да… — сказал Кадрусс, и глаза его заблестели при мысли об этом посмертном мщении.
Монте-Кристо написал:
— Скорее, скорее! — сказал Кадрусс. — А то я не успею подписать.
Монте-Кристо подал Кадрусу перо, и тот, собрав все свои силы, подписал бумагу и откинулся назад.
— Остальное вы расскажете сами, господин аббат, — сказал он. — Вы скажете, что он называет себя Андреа Кавальканти, что он живет в гостинице Принцев, что… Боже мой, я умираю!
И Кадрусс снова лишился чувств. Аббат дал ему вдохнуть запах снадобья из флакона, и раненый снова открыл глаза.
Жажда мщения не оставила его, пока он лежал в обмороке.
— Вы все расскажете, правда, господин аббат?
— Все это, конечно, и еще многое другое.
— А что еще?
— Я скажу, что он, вероятно, дал вам план этого дома в надежде, что граф убьет вас.
— И его казнят, правда? — сказал Кадрусс. — Его казнят, вы обещаете? Я умираю с этой надеждой, так мне легче умереть.
— Я скажу, — продолжал граф, — что он явился следом за вами, что он все время вас подстерегал и что, увидев, как вы вылезли из окна, он забежал за угол и там спрятался.
— Так вы все это видели?
— Вспомни мои слова: "Если ты вернешься домой цел и невредим, я буду считать, что Господь простил тебя, и я тоже тебя прощу".
— И вы не предупредили меня? — воскликнул Кадрусс, пытаясь приподняться на локте. — Вы знали, что он меня убьет, как только я выйду отсюда, и вы меня не предупредили?
— Нет, потому что в руке Бенедетто я видел Божье правосудие, и я считал кощунством противиться воле Провидения.
— Божье правосудие! Не говорите мне о нем, господин аббат. Вы лучше всех знаете, что, если бы оно существовало, некоторые люди были бы наказаны.
— Терпение, — сказал аббат голосом, от которого умирающий затрепетал, — терпение!
Кадрусс, пораженный, взглянул на графа.
— К тому же, — сказал аббат, — Господь милостив ко всем, он был милостив и к тебе. Он раньше всего отец, а затем уже судия.
— Так вы верите в Бога? — сказал Кадрусс.
— Если бы я имел несчастье не верить в него до сих пор, — сказал Монте-Кристо, — то я поверил бы теперь, глядя на тебя.
Кадрусс поднял к небу сжатые кулаки.
— Слушай, — сказал аббат, простирая руку над раненым, словно повелевая ему верить, — вот что сделал для тебя Бог, которого ты отвергаешь в свой смертный час: он дал тебе здоровье, силы, обеспеченный труд, даже друзей — словом, такую жизнь, которая удовлетворила бы всякого человека со спокойной совестью и естественными желаниями. Что сделал ты, вместо того чтобы воспользоваться этим дарами, которые Бог столь редко посылает с такой щедростью? Ты погряз в лености и пьянстве и, пьяный, предал одного из своих лучших друзей.
— Помогите! — закричал Кадрусс. — Мне нужен не священник, а доктор; быть может, мои раны не смертельны, я не умру, меня можно спасти!
— Ты ранен смертельно, и не дай я тебе трех капель этой жидкости, ты был бы уже мертв. Слушай же!
— Странный вы священник! — прошептал Кадрусс. — Вместо того чтобы утешать умирающих, вы лишаете их последней надежды!