Альбер стоял бледный и неподвижный, ожидая решения матери.
Мерседес подняла к небу взгляд, полный непередаваемого чувства.
— Я принимаю, — сказала она, — он имеет право внести мой вклад в монастырь.
И, спрятав на груди письмо, она взяла сына под руку и поступью, более твердой, чем, может быть, сама ожидала, вышла на лестницу.
XV
САМОУБИЙСТВО
Тем временем Монте-Кристо вместе с Эмманюелем и Максимилианом тоже вернулся в город.
Возвращение их было торжествующим: Эмманюель не скрывал своей радости, оттого что сражение не состоялось, и откровенно заявлял о своих миролюбивых вкусах; Моррель, сидя в углу кареты, не мешал зятю изливать свое ликование в словах и молча переживал радость, не менее искреннюю, хоть она и светилась только в его взгляде.
У заставы Трона они встретили Бертуччо. Он ждал их, неподвижный, как часовой на посту.
Монте-Кристо высунулся из окна кареты, вполголоса обменялся с ним несколькими словами, и управляющий быстро удалился.
— Граф, — сказал Эммманюель, когда они подъезжали к Королевской площади, — остановите, пожалуйста, карету у моего дома, чтобы моя жена ни одной лишней минуты не волновалась за вас и за меня.
— Если бы не было смешно кичиться своим торжеством, — сказал Моррель, — я пригласил бы графа зайти к нам, но, вероятно, графу тоже надо успокоить чьи-нибудь тревожно бьющиеся сердца. Вот мы и приехали, Эмманюель, простимся с нашим другом и дадим ему возможность продолжать свой путь.
— Погодите, — сказал Монте-Кристо, — я не хочу лишиться так сразу обоих спутников; идите к вашей прелестной жене и передайте ей от меня поклон и привет, а вы, Моррель, проводите меня до Елисейских полей.
— Чудесно, — сказал Максимилиан, — тем более что мне и самому нужно в вашу сторону, граф.
— Ждать тебя к завтраку? — спросил Эмманюель.
— Нет, — отвечал Максимилиан.
Дверца захлопнулась, и карета покатила дальше.
— Видите, я принес вам счастье, — сказал Моррель, оставшись наедине с графом. — Вы не думали об этом?
— Думал, — сказал Монте-Кристо, — потому-то мне и хотелось бы никогда с вами не расставаться.
— Это просто чудо! — продолжал Моррель, отвечая на собственные мысли.
— Что именно? — спросил Монте-Кристо.
— То, что произошло.
— Да, — отвечал с улыбкой граф, — вы верно сказали, Моррель, это просто чудо!
— Как-никак, — продолжал Моррель, — Альбер — человек храбрый.
— Очень храбрый, — сказал Монте-Кристо, — я сам видел, как он мирно спал, когда над его головой был занесен кинжал.
— А я знаю, что он два раза дрался на дуэли, и дрался очень хорошо; как же все это вяжется с сегодняшним его поведением?
— Это ваше влияние, — улыбаясь, заметил Монте-Кристо.
— Счастье для Альбера, что он не военный! — сказал Моррель.
— Почему?
— Принести извинение у барьера! — и молодой капитан покачал головой.
— Послушайте, Моррель! — мягко сказал граф. — Неужели и вы разделяете предрассудки обыкновенных людей? Ведь согласитесь, что если Альбер храбр, то он не мог сделать это из трусости; у него, несомненно, была причина поступить так, как он поступил сегодня, и, таким образом, его поведение скорее всего можно назвать геройским.
— Да, конечно, — отвечал Моррель, — но я скажу, как говорят испанцы: сегодня он был менее храбр, чем вчера.
— Вы позавтракаете со мной, правда, Моррель? — сказал граф, меняя разговор.
— Нет, я расстанусь с вами в десять часов.
— Вы условились с кем-нибудь завтракать вместе?
Моррель улыбнулся и покачал головой.
— Но ведь где-нибудь позавтракать вам надо.
— Я не голоден, — возразил Максимилиан.
— Мне известны только два чувства, от которых человек лишается аппетита, — заметил граф, — это горе и любовь. Я вижу, к счастью, что вы очень весело настроены, — значит, это не горе… Итак, судя по тому, что вы мне сказали сегодня утром, я позволю себе думать…
— Ну что ж, граф, — весело отвечал Моррель, — я не отрицаю.
— И вы ничего мне об этом не расскажете, Максимилиан? — сказал граф с такой живостью, что было ясно, как бы ему хотелось узнать тайну Морреля.
— Сегодня утром, граф, вы могли убедиться в том, что у меня есть сердце, не так ли?
Вместо ответа Монте-Кристо протянул Моррелю руку.
— Теперь, — продолжал тот, — когда мое сердце уже больше не в Венсенском лесу, с вами, оно в другом месте, и я иду за ним.