Граф де Монте-Кристо. Части 4, 5, 6

Десять минут спустя на крыльце появился граф де Морсер, в черном сюртуке с воротником военного образца, в черных панталонах, в черных перчатках. Очевидно, он уже заранее отдал распоряжения, потому что не успел он спуститься с крыльца, как ему подали карету.

Камердинер сейчас же положил в карету плащ, в который были завернуты две шпаги, затем захлопнул дверцу и сел рядом с кучером.

Кучер ждал приказаний.

— На Елисейские поля, — сказал генерал, — к графу де Монте-Кристо. Живо!

Лошади рванулись под ударом бича, и пять минут спустя они остановились у дома графа.

Морсер сам открыл дверцу и, еще на ходу, как юноша, выпрыгнул на аллею, позвонил и вошел вместе со своим камердинером в широко распахнутую дверь.

Через секунду Батистен докладывал о графе де Морсере господину де Монте-Кристо, и тот, проводив Гайде, велел ввести Морсера в гостиную.

Генерал уже третий раз отмеривал шагами длину гостиной, когда, обернувшись, он увидел на пороге Монте-Кристо.

— А, это господин де Морсер! — спокойно сказал Монте-Кристо. — Мне казалось, я ослышался.

— Да, это я, — сказал граф; губы его судорожно кривились, он с трудом выговаривал слова.

— Мне остается узнать, — сказал Монте-Кристо, — чему я обязан удовольствием видеть графа де Морсера в такой ранний час.

— У вас сегодня утром была дуэль с моим сыном, сударь? — спросил генерал.

— Вам это известно? — спросил граф.

— Да, и мне известно также, что у моего сына были веские причины драться с вами и постараться убить вас.

— Действительно, сударь, у него были на это веские причины. Но все же, как видите, он меня не убил и даже не дрался.

— Однако вы в его глазах виновник бесчестья, постигшего его отца, виновник страшного несчастья, которое обрушилось на мой дом.

— Это верно, сударь, — сказал Монте-Кристо с тем же ужасающим спокойствием, — виновник, впрочем, второстепенный, а не главный.

— Вы, очевидно, извинились перед ним или дали какие-нибудь объяснения?

— Я не дал ему никаких объяснений, и извинился не я, а он.

— Но что же, по-вашему, означает его поведение?

— Скорее всего он убедился, что кто-то другой виновнее меня.

— Кто же?

— Его отец.

— Допустим, — сказал Морсер, бледнея, — но вы должны знать, что виновный не любит, когда ему указывают на его вину.

— Я это знаю… Потому я ждал того, что произошло.

— Вы ждали, что мой сын окажется трусом?! — воскликнул граф.

— Альбер де Морсер далеко не трус, — сказал Монте-Кристо.

— Если человек держит в руке шпагу, если перед ним стоит его смертельный враг и он не дерется — значит, он трус! Будь он здесь, я бы сказал ему это в лицо!

— Сударь, — холодно ответил Монте-Кристо, — я не думаю, чтобы вы явились ко мне обсуждать ваши семейные дела. Скажите все это своему сыну, может быть, он найдет, что вам ответить.

— Нет, нет, — возразил генерал с мимолетной улыбкой, — вы совершенно правы, я приехал не для этого! Я приехал вам сказать, что я тоже считаю вас своим врагом! Я инстинктивно ненавижу вас! У меня такое чувство, будто я вас всегда знал и всегда ненавидел! И раз нынешние молодые люди отказываются драться, то драться надлежит нам… Вы согласны со мной, сударь?

— Вполне; поэтому, когда я сказал вам, что я ждал того, что должно произойти, я имел в виду и ваше посещение.

— Тем лучше… Следовательно, вы готовы?

— Я всегда готов.

— Мы будем биться до тех пор, пока один из нас не умрет, понимаете? — сквозь зубы, с яростью сказал генерал.

— Пока один из нас не умрет, — повторил граф де Монте-Кристо, слегка кивнув головой.

— Так едем, секунданты нам не нужны.

— Разумеется, не нужны, — сказал Монте-Крис-то, — мы слишком хорошо знаем друг друга!

— Напротив, — сказал граф, — мы совершенно друг друга не знаем.

— Полноте, — сказал Монте-Кристо с тем же убийственным хладнокровием, — что вы говорите! Разве вы не тот самый солдат Фернан, который дезертировал накануне сражения при Ватерлоо? Разве вы не тот самый лейтенант Фернан, который служил проводником и шпионом французской армии в Испании? Разве вы не тот самый полковник Фернан, который предал, продал, убил своего благодетеля Али? А разве все эти Фернаны, вместе взятые, не обратились в генерал-лейтенанта графа де Морсера, пэра Франции?

— Негодяй! — воскликнул генерал, которого эти слова жгли, как раскаленное железо. — Ты коришь меня моим позором, быть может, перед тем, как убить меня! Нет, я не хотел сказать, что ты не знаешь меня; я отлично знаю, дьявол, что ты проник в мрак моего прошлого, что ты перечитал — не знаю, при свете какого факела, — каждую страницу моей жизни; но, наверно, в моем позоре все-таки больше чести, чем в твоем показном блеске! Да, ты меня знаешь, не сомневаюсь, но я не знаю тебя, авантюрист, купающийся в золоте и драгоценных камнях! В Париже ты называешь себя графом де Монте-Кристо; в Италии — Синдбадом-Мореходом; на Мальте — еще как-то, уж не помню. Но я требую, я хочу знать твое настоящее имя среди этой сотни имен, чтобы выкрикнуть его в ту минуту, когда я всажу шпагу в твое сердце!