Баронесса поспешно встала. Она хотела пройти в маленькую гостиную, чтобы предупредить дочь, но Данглар удержал ее за руку.
— Оставьте, — сказал он.
Она удивленно взглянула на него.
Монте-Кристо сделал вид, что не заметил этой сцены.
Вошел Альбер. Он был очень красив и очень весел. Он непринужденно поклонился баронессе, фамильярно Данглару и дружелюбно Монте-Кристо, потом обернулся к баронессе:
— Позвольте спросить вас, сударыня, — сказал он, — как себя чувствует мадемуазель Данглар?
— Отлично, сударь, — быстро ответил Данглар, — она сейчас занимается музыкой в своей маленькой гостиной вместе с господином Кавальканти.
Альбер остался спокойным и равнодушным; быть может, в нем и шевельнулось что-то вроде досады, но он чувствовал, что Монте-Кристо смотрит на него.
— У господина Кавальканти прекрасный тенор, — сказал он, — а у мадемуазель Эжени великолепное сопрано, не говоря уже о том, что она играет на рояле, как Тальберг. Это, должно быть, очаровательный концерт.
— Во всяком случае, они прекрасно спелись, — сказал Данглар.
Альбер, казалось, не заметил этой двусмысленности, настолько грубой, что г-жа Данглар покраснела.
— Я тоже музыкант, — продолжал он, — так по крайней мере утверждали мои учителя, но вот странно, я никогда не мог ни с кем спеться, с сопрано даже меньше, чем с какими-нибудь другими голосами.
Данглар кисло улыбнулся, как бы говоря: "Да рассердись же!"
— Так что вчера, — сказал он, видимо все-таки надеясь добиться своего, — князь и моя дочь вызвали общее восхищение. Разве вы вчера не были у нас, сударь?
— Какой князь? — спросил Альбер.
— Князь Кавальканти, — отвечал Данглар, упорно величавший Андреа этим титулом.
— Ах, простите, — сказал Альбер, — я не знал, что он князь. Так вчера князь Кавальканти пел вместе с мадемуазель Эжени? Поистине это должно было быть восхитительно, я страшно жалею, что не слышал их. Но я не мог воспользоваться вашим приглашением, мне пришлось сопровождать мою мать к старой баронессе Шато-Рено, где пели немцы.
Затем после небольшого молчания он спросил, как ни в чем не бывало:
— Могу ли я засвидетельствовать свое почтение мадемуазель Данглар?
— Нет, подождите, умоляю вас, — сказал банкир, останавливая его, — послушайте, эта каватина прелестна — та, та, та, ти, та, ти, та, та; это восхитительно, сейчас конец… еще секунда? Прекрасно! Браво, браво, браво!
И банкир принялся неистово аплодировать.
— В самом деле, — сказал Альбер, — это превосходно, нельзя лучше понимать музыку своей родной страны, чем понимает князь Кавальканти. Ведь вы сказали "князь", если не ошибаюсь? Впрочем, если он и не князь, его сделают князем, в Италии это не трудно. Но вернемся к нашим восхитительным певцам. Вам следовало бы доставить нам всем удовольствие, господин Данглар: не предупреждая о том, что здесь есть посторонний, попросите мадемуазель Данглар и господина Кавальканти спеть что-нибудь еще. Так приятно наслаждаться музыкой немного издали, в тени, когда тебя никто не видит и ты сам ничего не видишь, не стесняешь исполнителя; тогда он может свободно отдаться влечению своего таланта и порывам своего сердца.
На этот раз Данглар был сбит с толку хладнокровием Альбера.
Он отвел Монте-Кристо в сторону.
— Ну, что вы скажете о нашем влюбленном? — спросил он.
— По-моему, он довольно холоден, эго бесспорно. Но что поделаешь? Вы дали слово!
— Да, конечно, я дал слово; но относительно чего? Отдать свою дочь человеку, который ее любит, а не человеку, который ее не любит. Посмотрите на него: холоден, как мрамор, надменен, как его отец; будь он хоть богат, будь у него состояние Кавальканти, можно было бы не обращать на это внимания. Говоря откровенно, я еще не спросил мнения дочери; но если бы у нее был хороший вкус…
— Не знаю, — сказал Монте-Кристо, — быть может, симпатия к нему ослепляет меня, но уверяю вас, что виконт де Морсер очень милый молодой человек, который сделает вашу дочь счастливой и который рано или поздно чего-нибудь достигнет: ведь отец его занимает прекрасное положение.
— Гм! — промычал Данглар.
— Вы сомневаетесь?
— Да вот, прошлое… темное прошлое.
— Но прошлое отца не касается сына.
— Совсем напротив.
— Послушайте, не убеждайте себя в этом. Еще месяц назад вы считали Морсера превосходной партией. Поймите, я в отчаянии: ведь это у меня вы познакомились с этим молодым Кавальканти, я его совершенно не знаю, повторяю вам.
— Но я его знаю, — сказал Данглар, — этого вполне достаточно.
— Вы его знаете? Разве вы наводили о нем справки? — спросил Монте-Кристо.
— А разве эго так необходимо? Разве с первого взгляда не видно, с кем имеешь дело? Прежде всего он богат.
— Я в этом не уверен.
— Но ведь вы отвечаете за него?
— Эго пустяки, пятьдесят тысяч франков.
— Он прекрасно образован.
— Гм! — в свою очередь, промычал Монте- Кристо.
— Он музыкант.
— Все итальянцы музыканты.
— Знаете, граф, вы несправедливы к нему.
— Да, признаюсь, меня огорчает, что, зная ваши обязательства по отношению к Морсерам, он становится поперек дороги, пользуясь тем, что богат.
Данглар засмеялся.
— Вы слишком строги, — сказал он. — На свете всегда так бывает.