Граф Феникс

Князь Кориат вышел с Серафимой вслед за другими. Итальянка с южной непосредственностью восторгалась иллюминацией. В то же время она увлекала князя в глубь садов и вдруг вошла с ним в боковую неосвещённую аллею.

– Уйдемте от всех! Дальше! Дальше! – шептала она. – Воспользуемся счастливым случаем, избавившим меня от надзора Калиостро. Скорее!..

Так они оказались в наиболее отдаленной части сада. Огни иллюминаций скрылись от них за куртинами и боскетами. Вокруг было пустынно. Росистые поляны курились туманом. Они вышли на небольшую площадку и здесь уступили приливу долго сдерживаемого чувства. Страсть отдала их друг другу, слила их уста и объятия, и в этом, первом в жизни для князя поцелуе любимой и влюбленной женщины они забыли все. Он длился миг и вечность и принес невыразимое блаженство мечтательному храмовнику. Все было столь ново девственным чувствам юноши, что воспринималось им как некое небесное таинство… Они наконец оторвались друг от друга. Но опытная красавица знала, что за первым удовлетворением страсти, которое дал первый поцелуй, чувства потребуют большего. Она опустила на свое прелестное лицо легкое и прозрачное, как крыло духа, покрывало, которое подняла, целуясь, и сказала:

– Хотя вино и освободило меня от Калиостро, который теперь будет храпеть до утра, что мне хорошо известно по прежнему опыту, но мы здесь не застрахованы от слежки нанятого им слуги – поляка Казимира. У этого человека удивительный дар поспевать всюду, где его не просят. Я и теперь каждую минуту жду, что он вдруг выйдет из-за дерева. У графа удивительная способность находить себе подобных всюду, куда он ни является. О, что я могла бы рассказать об этом шарлатане! Но свобода дана для любви. Вы ведь любите меня? – спросила сладостным шепотом Серафима.

– Люблю, – прошептал Кориат.

– Тогда идем скорее к пристани. Нас перевезут на другую сторону. Здесь, на островах, есть домик одной старушки, моей соотечественницы. Я познакомилась с ней недавно. Она такая добрая, что не откажет приютить нас на эту ночь.

Говоря так, Серафима увлекала князя вперед, и вскоре они достигли пристани. Черная крытая лодка Калиостро была привязана среди других. Около нее, сидя на каменных ступенях, дремал седой Харон, который был рулевым на плавучем саркофаге. Гребцы где-то угощались с прочей прислугой. Серафима по-итальянски приказала старику перевезти их скорее на другой берег.

Проснувшийся Харон хитро посмотрел на красавицу и ее молодого спутника и, пожав плечами, прошамкал, что без приказания графа не может кого-либо перевозить. Он долго не поддавался на уговоры и угрозы, и, лишь когда князь достал из камзола червонец и сунул его перевозчику, старец неожиданно легко вскочил на ноги, быстро сорвал с лица длинную бороду, а с головы широкополую шляпу, и произнес раскланиваясь:

– Да, синьора!

– Казимир! – воскликнула, всплеснув руками Серафима.

В самом деле, это был он. Широкополая шляпа и подвязанная борода делали его совершенно неузнаваемым.

– Граф приказал мне заменить нашего кормчего, который угощается с товарищами на поварнях Елагина, – бойко объяснял Казимир на французском языке с польским акцентом, – и, запасшись бородой из привезенного нами реквизита, сидеть на пристани и сторожить.

– Кого, Казимир, кого? – спросила Серафима.

– Вас, графиня. По приказанию графа, моего господина, я должен был бы вас задержать. Но как задержать красавицу? Можно поймать птичку, вылетевшую из клетки, а удержать женщину, которая ищет свободы, так же невозможно, как вернуть в свое сердце тайну, которую выболтал язык. К тому же этот золотой кружочек… Граф, мой господин, по его словам, несметно богат и повелевает скрытыми сокровищами. Но я не вижу от него ничего. Так что, если ваше сиятельство к одному золотому птенчику добавит еще парочку, я охотно повезу вас в этом черном гробу хоть в Лондон! – По всему было видно, что он успел уже и сам несколько подкрепиться в поварнях.

Князь поспешил пополнить число «золотых птенчиков», как выразился Казимир, а Серафима, обрадовавшись, назвала его «добрым, милым, верным Казимиром», прибавив, что не забудет этой услуги, когда станет княгиней. Тут Серафима оперлась на руку Кориата и заглянула ему в глаза сладким, долгим, опьяняющим и обещающим блаженство взором. Князь в рассеянности не осознал смысла этих слов. Он горел и дрожал в юношеском нетерпении, охваченный гибельным огнем.

– Но зачем госпожа хочет переехать на ту сторону? Все кучера и конюхи тоже на поварнях. Некому будет заложить и подать карету. Некому и править.

– Ах, мы пройдем к одной старушке, моей знакомой. Ее домик тут недалеко, – опуская глаза, сказала Серафима.

– К старушке? Ба! Я же знаю. Госпожа были у нее с…

– Что ты знаешь, можешь оставить при себе! – сказала красавица, быстро закрыв ему рот рукой. При этом болтливый слуга с удовольствием ощутил на губах холод металлического кружка, оказавшегося в ладони Серафимы.

– Я знаю домик почтенной матроны, – продолжал он затем. – Ее сад выходит к реке. Я доставлю вас в гондоле прямо к калитке.