Граф из Техаса

— …Они вернулись из Гретна Грина в приподнятом настроении, но дома вместо поздравлений и пожелания счастья их ждала ярость моего доброго мужа. Я не знаю, какие силы двигали им. Он не только поклялся лишить Гайлса наследства, но и пообещал, что сделает так, что невеста Гайлса, Элен, предстанет перед судом, будет осуждена и послана в исправительную колонию в Австралию по обвинению в воровстве и проституции, если мой дорогой сын не согласится аннулировать свой только что заключенный брак. Отчаяние, которое я видела в их юных глазах, наполнило мое сердце жалостью к ним, поэтому теперь я беру все в свои руки в надежде на то, что мой муж, граф, никогда не узнает о моем предательстве. И хотя брак Гайлса и Элен будет, наверняка, расторгнут, я сохраню их брачный контракт, как доказательство их невинной юной любви. Может быть, если не в Англии, то на небесах, они будут опять вместе.

— Вот и все, — Харгривс развернул лист старого пергамента, который он нашел засунутым в середину дневника. — Документ, который доказывает, что мой отец был действительно женат на моей матери во время моего зачатия. Это законно, значит и я тоже…

— Вы, негодяи!

Злое восклицание Эмерсона заставило Харгривса взглянуть вверх, и при виде ножа в руке Эмерсона он попятился назад. Увидев направление взгляда Эмерсона, он посмотрел через плечо на Прескотта и Люсинду, которые стояли на входе.

— Убери это, — сказал он Эмерсону, — нам теперь не нужно кровопролития. И больше не нужно никаких секретов. Я рад, что ты нашел меня, Прескотт. Или мне следует сказать, кузен Прескотт?

— Кузен? — Прескотт вошел в пещеру, убедившись, что Люсинда находилась в безопасности за его спиной.

— Не притворяйся, что ты не слышал, — сказал Харгривс. — Я уверен, что ты слышал каждое слово.

— Да, я слышал, но не думаю, что понял до конца.

— Это довольно просто, поверь мне. Я — десятый граф Сент Кеверна, а ты — самозванец. Это, — Харгривс помахал контрактом, — доказательство моего права на наследование титула и имения.

— Все, что я вижу, — просто обыкновенный листок бумаги.

Несмотря на то, что Прескотт старался, чтобы его голос звучал непринужденно, и надеялся, что на лице не было написано тревоги, его мозг лихорадочно искал способ благополучно выпутать Люсинду из этой ситуации. У Эмерсона был нож, а Прескотт не хотел убедиться на деле, знает ли тот, как обращаться с ним.

— Да, но это не просто листок бумаги, кузен, это гораздо больше. Этот документ положит конец почти пятидесяти годам намеренного обмана и предательства, разоблаченного моей дорогой бабушкой, твоей прабабушкой, восьмой графиней Сент Кеверна. Он доказывает, что я — законный наследник Рейвенс Лэйера.

— Наследник? — внимание, с которым следил Прескотт за Эмерсоном и ножом, который тот держал в руке, как-то ослабло. — Ты претендуешь на звание законного наследника этого места?

— Да, — гордо сказал Харгривс.

Как ни старался, Прескотт просто не мог удержаться от смеха. Он оставил свой дом, свою семью — все, что он знал и любил, — чтобы приехать в эту ужасную недружелюбную страну, где его за исключением Люсинды и трех маленьких девочек никто не любил и не доверял ему, и все это было напрасно.

— Иисус Христос, я просто не могу поверить в это!

Уверенный, что его бесцеременный американский кузен просто насмехается над ним, Харгривс поднялся на ноги с выражением негодования на лице и, не осознавая этого, встал между Эмерсоном и Люсиндой с Прескоттом, стоящими у входа.

— Однако тебе лучше поверить этому, кузен. Как только я представлю этот документ и дневник моей бабушки одному из судей Ее Величества и он заверит его подлинность… Это будет только делом времени, когда тебя выгонят отсюда.

— Тебе нужен судья, Эд? У нас случайно есть один сейчас наверху.

— Судья Ченоуэф? — спросил Харгривс.

— Верно. Как ты посмотришь на то, если мы вдвоем сейчас пойдем к нему и узнаем, что он может сказать по поводу этих твоих бумаг?

В руке Эмерсона сверкнуло лезвие ножа.

— Нет! Никто не уйдет отсюда, пока его светлость и я не сведем счеты друг с другом.

— Вам не надо сводить счеты, Эмерсон, — сказал Харгривс.

— Не надо? Он разрушил мою жизнь, отобрал у меня все, ради чего я так долго работал.

— Ты не работал, — сказал Прескотт. — Ты: все это украл.

— Я работал, — сказал Эмерсон. — С рассвета до заката за те жалкие гроши, которые этот умирающий старый развратник платил мне.

Люсинда выступила из-за спины Прескотта.

— Дядя Герберт не был старым развратником. Он был добрым, порядочным человеком, Гарик, а ты воспользовался своим преимуществом над ним, когда у него уже не было умственных и физических способностей защитить себя.

— О да. Он был таким добрым и приличным, что предпочел незаконнорожденную племянницу своему собственному сыну.

— У дяди Герберта не было сына. У него…

— У него были только дочери? Нет, не совсем!

В пещере на мгновение воцарилась тишина, и за это время все догадались о том, что не досказал Эмерсон.

Прескотт простонал.

— О Боже, неужели еще один родственник?

— Ты? — спросила Люсинда, и у нее от удивления расширились глаза. — Ты сын дяди Герберта?