Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста

И вновь наступила зима. Вокруг Гром-камня возобновились работы. С нетерпением ждали морозов, которые должны были укрепить дорогу. Петербург бурлил, во всех салонах обсуждались последние новости из лахтинского леса. Императрица ежедневно выслушивала доклады от Бецкого. Имя Ласкари не сходило с уст столичных дам, иногда он внезапно появлялся в каком-нибудь доме на балу, его тут же окружали, расспрашивали, узнавали последние новости: Гром-камень неспешно двигался к заливу, проделывая то двадцать три сажени в сутки, то целых сто тридцать… К месту работ началось настоящее паломничество, на санях и верхом, любопытные приезжали посмотреть на движение скалы по медным шарам. Ласкари был на вершине славы, но и этого ему было мало. Однажды он решился и одним росчерком пера вновь, минуя своего патрона, написал императрице. В самых почтительных, самых высокопарных выражениях он пригласил «северную Семирамиду» (однажды удалось ему услышать, что так называл в своих письмах Екатерину сам Вольтер) посетить лахтинский лес, чтобы самой убедиться, как выполняется её монаршая воля. И государыня вдруг согласилась. Усмехнувшись над высокопарным слогом своего «засланного казачка», она вызвала нужных людей, назначила день и велела готовиться к поездке в Лахту. Было у неё ещё одно дело, которое непременно нужно было решить попутно. Все придворные были оповещены, и в назначенный день, не смотря на невиданный мороз, кавалькада двинулась в путь. Императрица своих решений не меняла никогда.

Казалось, в тот день в Лахту направился весь Петербург. За санным экипажем государыни тянулся длинный ряд расписных саней придворных. А далее по гладкой накатанной дороге от самой столицы — сани горожан, самые разные — побогаче и попроще. Ехали целыми семьями, изо всех окон глазели ребятишки, сопровождаемые няньками и гувернёрами.

А вместе с государыней в зимней карете ехали Григорий Орлов, Иван Иваныч Бецкой и доктор Димсдэль, вызванный императрицей из Лондона. Доктор был молод и любопытен, он рассматривал в окно русские зимние пейзажи и мало прислушивался к разговору — по-русски он совсем ничего не понимал.

— Я рад, матушка, — говорил Иван Иваныч, — что ты решилась посмотреть на мои труды во славу твою совершающиеся… Люди наши работают не за страх, а за совесть, даже морозов нынешних не страшатся… Только ранняя темноте им служит помехою… Механика по перевозке Гром-камня, под моим руководством созданная, работает исправно…

Екатерина хитро прищурилась.

— Неужто, Иван Иваныч, ты и вправду сам сию механику придумал? Ты ведь инженерному делу не обучен…

— Инженерным ремеслом не владею — это точно, матушка… — Упрямо поджал губы Бецкой. — Но ведь надо было только основу положить… Я тебе столько раз сказывал… А далее я своим инженерам передал…

В разговор вмешался Орлов. Он недолюбливал Бецкого и был рад его ущипнуть.

— А мне донесли, Иван Иваныч, что основа этой механики твоим шевалье придумана… Ласкари-то, говорят, весьма ловко со всеми делами управляется…

Бецкой в конец обиделся.

— Шевалье де Ласкари только исполнитель воли моей. Дело у него спориться, это верно, только сам он ничего не решает, только моих приказов слушается…

Екатерина пожалела старика.

— Ну, и будет о том, не серчай… Поговорим-ка с доктором, а то он, нас не понимая, заскучал совсем… — И, повернувшись к нему. спросила по-английски. — Нравятся ли Вам наши леса, доктор Димсдэль?

— Весьма нравятся, Ваше Величество… В Англии такого не увидишь… Дозвольте спросить, долго ли ещё ехать до той деревни, где мы должны принять ребёнка, выбранного для произведения прививки оспы Вашему Величеству?

— Думаю, что скоро совсем… — И государыня приняла вид серьёзный и озабоченный. — Вы, доктор, мне ещё раз должны поклясться, что ребёнок сей от экзекуции Вашей не пострадает и совершенно здоров будет…

Доктор засуетился, заспешил, путаясь в словах.

— Государыня, я столько раз Вас успел заверить… В Англии опыт сей давно распространён, никто ещё ни от прививания оспы, ни от взятия ничтожной капли крови не пострадал…

Ласкари очень нервничал, ожидая поезд императрицы. Всё было готово, четыреста человек солдат и рабочих грелись у костров, готовые к работе. Скрипели вороты, лёгкость их движения проверяли снова и снова… Шевалье устал ждать. Накричав без причины на старосту и пнув по пути солдата, подвернувшегося некстати под руку, он прыгнул в седло своего застоявшегося в тёплом сарае коня, и поспешил навстречу государыне. Он проскакал без малого с десяток вёрст, пока, наконец, увидел впереди длинный поезд с государевой каретой, которая остановилась у крепкого крестьянского дома, стоявшего у самой дороги. За ней встал и весь императорский поезд, протянувшийся от Лахты почти до самого Петербурга. Ласкари очень удивился.