Граф Кавур. Человек, который создал Италию

23 января 1859 года генерал Ньель официально попросил руки принцессы от имени принца. Виктор Эммануил II «оставил решение» за своей дочерью, которая, верная чувству долга, дала согласие. «Однако знать Пьемонта была так потрясена этим жертвоприношением, — пишет Тейер, — что только пять придворных дам присутствовали на балу, устроенном Кавуром в честь принца Наполеона. Король так опасался повторения подобного демарша во время приема, устроенного для местных аристократов, что выразил неодобрение этими действиями и сказал, что необходимо продемонстрировать соответствующее уважение, чтобы не осложнять ситуацию»[376].

30 января 1859 года в Турине состоялась религиозная церемония бракосочетания. После этого молодожены, король, Кавур и Ламармора отправились в Геную. В этом городе жители горячо приветствовали Виктора Эммануила II в качестве полноправного короля Италии. Он обратился к генуэзцам с речью, в которой подчеркнул, что если возникнут серьезные трудности, то он всецело полагается на них. Речь монарха также нашла всеобщую поддержку. Там же, в Генуе, Виктор Эммануил II откровенно сказал британскому послу Джеймсу Хадсону, что считает войну неизбежной. А «республиканец Бертани, — продолжает Тейер, — который уже угадал истинное состояние дел, с удовлетворением наблюдал за этими демонстрациями. „Кавур, — писал он 1 февраля Антонио Паницци, — с огромной силой тянет правительство, аристократию, пьемонтцев и страну в целом в войну“»[377]. Эти события не остались незамеченными для журналистов и политиков. По Европе упорно распространялись новости о скорой неизбежной войне Франции и Пьемонта с Австрийской империей.

3 февраля 1859 года принц Наполеон и принцесса Клотильда прибыли в Париж, а 2 марта невесте исполнилось шестнадцать лет. Как часто бывало в истории, брачные узы, скрепленные вследствие большой политики, не всегда становятся популярными в обществе. Этот франко-пьемонтский брак был именно из этой категории. Он не стал популярным ни в Пьемонте, ни во Франции. При этом общественные симпатии склонялись больше к Клотильде, чем к принцу Наполеону, видя в ней жертву обстоятельств.

В начале февраля во Франции появилась брошюра «Наполеон III и Италия» некоего виконта Ла Героньера, в которой предлагалось сделать из итальянских государств на Апеннинах конфедерацию под почетным главенством папы, но фактическое руководство новым объединением предоставить королю Сардинии[378]. Злые языки утверждали, что настоящим автором работы является сам Наполеон III. Насколько император был осведомлен о выходе этой брошюры в свет (или даже дал на это разрешение), до настоящего времени нет единого мнения, но эта работа вызвала широкий резонанс в обществе.

Некоторые слои населения (католики, роялисты, аристократы) начали жестко критиковать курс государства на войну в Италии. Даже в Законодательном корпусе развернулась дискуссия, в ходе которой оппозиция задавалась вопросом, что получит Франция от возможной войны в Италии.

Кавур с неослабным вниманием следил за всеми перипетиями общественных дискуссий в соседней стране. Его популярность во Франции, которая и так была не на высоте, стала еще ниже. Но наибольшую тревогу он испытал, когда узнал, что Наполеон III склоняется к тому, чтобы отсрочить войну с Австрией еще на год. И для этого были веские основания. Стремительно развивавшиеся события в отношениях между Францией и Пьемонтом показали всей Европе, что союз двух государств — уже реальность и, может быть, уже получил свое оформление. На континенте нарастали, как снежный ком, тревожные ожидания, связанные с возможной войной на Апеннинах. Особое беспокойство выражала Англия, стремившаяся не допустить резких изменений в Европе.

Британский кабинет безуспешно пытался весь прошедший год прояснить позицию Франции относительно ее действий в Италии. Лондон пугали военные приготовления южной соседки, но теперь стало ясно, что Франция и Пьемонт связаны союзными отношениями и направлены они против Австрии. Правительство графа Дерби энергично принялось улаживать противоречия между Парижем и Веной. Британия официально предложила свое посредничество в разрешении «итальянского вопроса».

Кавур был вне себя. По его мнению, «„слепота“, „эгоизм“, „мелочность“ Англии и других стран заставили их всех стремиться к миру. Он сказал одному армейскому офицеру, что если только Англия присоединится к мнению Пьемонта, то „мы сможем вместе решить все проблемы мира“. Но официальные заявления, которые он продолжал посылать другим правительствам, были совершенно иными, а именно — он делал все возможное, чтобы предотвратить войну, и не поддерживал закулисные и революционные интриги, в коих его обвиняли другие»[379].