Граф Кавур. Человек, который создал Италию

При этом, когда Кавур получил сообщение прусского министра иностранных дел Александра фон Шлейница об отзыве своего посла из Турина и услышал, что Пруссия обвинила Пьемонт, ранее горячо поддерживавший доктрину невмешательства великих держав в дела Италии, что сейчас вопиющим образом грубо ее попирал, ответил, что когда-нибудь Пруссия будет благодарна Пьемонту за пример, какой он показал в Италии.

События на Апеннинах стали одними из краеугольных тем встречи российского царя Александра II, австрийского императора Франца Иосифа и прусского принца-регента Вильгельма 20–27 октября 1860 года в Варшаве. Все три монархии выразили единодушное негодование поведением Сардинского королевства и развернувшимися беспорядками в Италии. Австрия была не прочь посредством оружия восстановить нарушенный мир на Апеннинах, но в одиночку не решалась это сделать. Попытки Франца Иосифа уговорить Россию и Пруссию присоединиться к походу в Италию не нашли понимания. Каждая сторона видела свой резон в этом вопросе, но общее понимание сводилось к тому, что ключевая роль в событиях в Италии принадлежала Парижу.

Наполеон III был обеспокоен «варшавским свиданием» и возрождением принципов Священного союза. Это заставляло императора быть чрезвычайно осмотрительным. Однако между Францией, с одной стороны, и Австрией, Пруссией и Россией — с другой, наступил период некоторого охлаждения отношений. При этом «одним из факторов, способствовавших ослаблению международной напряженности, — пишет Холт, — было сочувствие к Италии, открыто проявленное либеральными государственными деятелями Англии Палмерстоном и лордом Джоном Расселом. В письме от 27 октября сэру Джеймсу Хадсону, италофилу и британскому посланнику в Турине, Рассел заметил: „Правительство Ее Величества не видит достаточных оснований для сурового осуждения, с каким Австрия, Франция, Пруссия и Россия выступили против действий короля Сардинии. Правительство Ее Величества обращает взоры на отрадную перспективу того, что люди построят основу своих свобод и укрепят свою независимость“. Письмо Рассела, в котором учитывалось слияние Папской области (за исключением Рима) и Королевства обеих Сицилий с остальной частью Италии, было тепло встречено итальянцами, когда было обнародовано несколько дней спустя. Омодео считает, что эта нота „стала основой англо-итальянской дружбы, продолжавшейся до 1935 года“, когда Муссолини вторгся в Абиссинию»[518].

* * *

К началу октября 1860 года ситуация в Италии выглядела следующим образом: Гарибальди разгромил бурбонские войска при Вольтурно и стал диктатором Сицилии и материковой части Королевства обеих Сицилий, а войска Сардинского королевства вышли к границе между Папской областью и Неаполитанским королевством.

Теперь Турин приступил к осуществлению второй части своего плана. 3 октября 1860 года в войска прибыл король Виктор Эммануил II (в сопровождении своей верной спутницы Розины), который взял на себя верховное командование. Предстояло вступить на территорию Королевства обеих Сицилий. Этот ход был точно рассчитанным военно-дипломатическим шагом. С одной стороны, в чужую страну входил сам король, который должен был обеспечить порядок на территории разрушавшегося государства, а с другой — именно Виктор Эммануил II, кому формально подчинялся Гарибальди, должен был встретиться с правителем Сицилии и Неаполя.

Кавур был настроен весьма боевито. Он полагал, что наступил самый важный момент и от того, кто останется на политической сцене — он или Гарибальди, — будет зависеть судьба единой Италии. В конце сентября, принимая посланника генерала, Джорджио Паллавичино, который полагал, что можно найти компромисс между Неаполем Гарибальди и официальным Турином, Кавур откровенно объявил:

— Если Гарибальди хочет войны, то я принимаю ее. Я чувствую себя достаточно сильным, чтобы сразиться с ним.

Паллавичино стал настаивать, что если Гарибальди уйдет в отставку, то Мадзини, а потом и анархия воцарятся в Неаполе.

— Тем лучше, — возразил Кавур, — тогда мы закончим с мадзинистами.

— Но это будет братоубийственная война! — возмутился Паллавичино.

— Ответственность за эту войну ляжет на тех, кто ее спровоцировал, — ответил Кавур[519].