А Эдгард Холт добавляет, что, «несмотря на разрыв в дружеских отношениях между Францией и Италией, Наполеон III был готов рассмотреть возможность компромисса по римскому вопросу, который можно охарактеризовать как крайнюю уступку Наполеона, высказанную в середине апреля в письме принца Наполеона. Она предусматривала признание Италии Францией и вывод французских войск из Рима при условии, что Италия пообещает не нападать на нынешнюю территорию папы и предотвратит, если необходимо, силой любое нападение со стороны других противников папства. Кроме того, Италия согласится на формирование папской армии из 10 000 человек, которые могли прибыть из зарубежных католических стран. Это был замечательный компромисс, поскольку был бы приятен французским католикам… и в Италии его можно было бы представить как большой шаг вперед, так как Рим наконец освобождался от французских войск. Кавур осознавал важность вывода французских войск, но он также понимал, что данные условия Наполеона отложат на неопределенный срок итальянскую оккупацию Рима и будет трудно добиться их принятия парламентом. Он был готов попробовать, но Наполеон не подтвердил свои предложения и никаких конкретных действий не последовало»[554]
.Венеция была еще одной болевой точкой итальянского общественного сознания и персонально главы правительства. Решение данного вопроса, с учетом позиции Вены, рассматривалось, прежде всего, в плоскости вооруженного противостояния и завоевания военного трофея. Кавур не разделял националистического порыва волонтеров, который смог бы, наподобие похода «Тысячи» на юг Апеннин, быстро сломить империю Габсбургов и включить Венецианскую область в состав Италии. Кавур полагал, что страна не в состоянии в одиночку бороться с Австрийской империей, поэтому его политика в этом вопросе на протяжении 1860–1861 годов продолжала прежнюю линию — обеспечение международной поддержки и подрыв Австрии изнутри.
Турину пришлось полностью отказаться от всякой мысли о новой войне с Австрией, поскольку все силы были направлены на объединение с югом и решение связанных с этим проблемных вопросов. Кавур попытался укрепить границу с Австрией, перебросив часть армии в Ломбардию и Эмилию, но это было все, что Пьемонт мог позволить себе в те месяцы. Рассчитывать на международную помощь не приходилось. Более того, Австрия заручилась поддержкой Пруссии и России в вопросах обеспечения своей безопасности. Хотя Великобритания благосклонно отнеслась к объединению Италии, но одобрять военные авантюры Турина также не входило в ее планы. Франция выступила против силового решения проблемы Королевства обеих Сицилий и нападения на Папскую область. Включение юга в состав объединенного итальянского государства не вызвало в Париже восторгов. «Кавур, — утверждает Смит, — находил политику Наполеона III настолько загадочной и противоречивой, что никаких твердых планов на следующую войну составить было невозможно. В конце ноября император заверил одного итальянского чиновника, что он все еще намерен сражаться против немцев за границу на Рейне, но одновременно сказал англичанам, что он категорически не одобряет борьбу Кавура против Бурбонов и не думает, что Южная Италия пойдет на то, чтобы долго оставаться единой с севером. Даже в разговоре с австрийцами Наполеон называл политику Кавура на юге ошибочной и заверил свергнутого короля Франциска II, что в сопротивлении „пьемонтской агрессии“ справедливость и закон на его стороне»[555]
.Кавур продолжал контакты с венграми, румынами и славянами, чтобы сделать правителей Вены уязвимыми со стороны их собственных подданных. Совместная борьба против Габсбургов повышала шансы заполучить Венецию и другие территории, населенные итальянцами. Не ограничиваясь словами, Турин негласно подстрекал недовольных и переправлял оружие в соседнюю страну, что несколько раз становилось достоянием гласности и скандалов, повлекших протесты Австрии и международного сообщества.
Как справедливо замечает Смит, сардинские власти, уходя от ответственности, «всю вину возложили на Гарибальди, удобного, хотя и невинного, козла отпущения, а послам Пьемонта было поручено распространить историю, что собственником оружия является Гарибальди, безответственно стремившийся использовать его в целях совершения революции в Восточной Европе. Это была еще одна подходящая возможность умалить высокое уважение, которым пользовался бывший диктатор Неаполя за границей. Но этой истории не поверили, а Рассел подтвердил свою веру, что Кавуру больше доверять нельзя»[556]
.Для Италии, находившейся в стадии становления, Венецианская область в составе Австрийской империи оставалась слишком высокой и недостижимой целью.