Граф Кавур. Человек, который создал Италию

Интересную точку зрения в отношении провозглашения короля Сардинии монархом единой Италии высказал Монтанелли. По его мнению, «закон, санкционирующий это действие, состоял из единственной статьи, сформулированной следующим образом: „Король Виктор Эммануил II принимает за себя и своих преемников титул короля Италии“. Он стал предметом оживленных дискуссий. Мадзини и его оставшиеся последователи требовали, чтобы этот первый парламент на практике действовал как Учредительное собрание и заключил торжественный пакт между короной и нацией, между королем и народом. Кавур утверждал, что эта фаза теперь закончилась, поскольку народ уже выразил на плебисцитах желание доверить себя династии, не прося какого-либо договора. „Инициатива, господа, — сказал он, — была не от правительства, и не от парламента. Инициативу взяли на себя люди, которые к настоящему времени уже приветствовали и намерены всегда приветствовать Виктора Эммануила II как короля Италии“»[561].

«Однако, — продолжает Монтанелли, — проблема была не только в правовой форме. В пакте, на который ссылались мадзинисты, парламент стал бы депозитарием и гарантом, и это дало бы ему отличное оружие, чтобы обуздать вмешательство короля в сферы, ему не принадлежавшие, а также при необходимости поставить под сомнение его суверенную власть. Напротив, прямое освящение царствования путем плебисцита приписывало монархии бонапартистский, то есть авторитарный, характер власти, поскольку на самом деле именно из плебисцита Наполеон извлек свою investiture, как де Голль сделал это столетием позже. Но даже и на этот раз победил Кавур»[562].

Кавур оставался убежденным сторонником разделения ветвей власти и роли парламента в государственной системе. В текущей ситуации он посчитал возможным начать политическую жизнь Италии с нового листа. Правительство должно представлять интересы всех регионов, поэтому 20 марта 1861 года Кавур объявил, что кабинет министров слагает с себя полномочия, чтобы король Италии был свободен в своих действиях. Виктор Эммануил II отставку принял. Многие посчитали, что монарх сделал это с радостью, поскольку их непростые отношения были хорошо известны. Кабинет мог возглавить и не выходец из Пьемонта. Такой человек нашелся в лице Рикасоли, которому и последовало монаршее предложение возглавить первое правительство Италии и сформировать его состав. По мнению короля, надо было показать Европе, что есть и другие люди, помимо Кавура. Однако Рикасоли уклонился от этого предложения и убедил монарха, что Кавур остается наиболее достойной и сильной фигурой на кресло премьер-министра Италии.

23 марта 1861 года первый кабинет министров Королевства Италия приступил к своим обязанностям. В его состав вошли: премьер-министр — Кавур; министр иностранных дел — Кавур; министр по морским вопросам — Кавур; министр внутренних дел — Марко Мингетти; военный министр — Манфредо Фанти; министр финансов — Пьетро Басточи; министр по вопросам сельского хозяйства, промышленности и торговли — Джузеппе Натоли; министр труда — Убальдино Перуцци; министр благодати, справедливости и церковных дел — Джованни Кассинис; министр образования — Франческо де Санктис; министр без портфеля — Винченцо Нютта. Этот кабинет министров действительно мог претендовать на то, чтобы называться правительством всей Италии. Басточи был выходцем из Ливорно, Перуцци — флорентийцем, де Санктис — неаполитанцем, Натоли — из Сицилии, а Мингетти — из Болоньи.

Первым значимым шагом главы кабинета министров Италии стало обращение к депутатам парламента, где Кавур обрисовал свое видение развития Римско-католической церкви, отношений государства с Ватиканом и ход переговоров с понтификом и Францией, чтобы совместно поставить точку в «римском вопросе». Заключительная мысль Кавура была выражена в следующих словах: «Папа! Предлагаю Вам принять условия, какие освободили бы Италию, они должны гарантировать свободу Церкви, усилить влияние Церкви и в то же время завершить великое здание возрождения Италии, обеспечить мир нации, которая, в конце концов, посреди стольких несчастий, стольких превратностей осталась самой верной и самой приверженной истинному духу католицизма»[563]. Заключительные слова главы правительства потонули в громе оваций зала. Законодатели практически единогласно проголосовали за резолюцию, предложенную Бонкомпаньи: Рим объявлялся столицей и выдвигалось требование присоединить город к Италии[564].