Граф Кавур. Человек, который создал Италию

Однако король Луи Филипп не был настроен доводить дело до войны и в октябре 1840 года сменил чересчур воинственного Тьера и его кабинет на новое правительство Н. Сульта — Ф. Гизо, которое пошло на примирение с остальной Европой. Мирное урегулирование кризиса привело к тому, что многие дельцы, вложившиеся в перспективу войны, прогорели. Одним из таких бизнесменов оказался Кавур. Хуже всего, потеря чужих денег легла пятном на честь имени. «Запрятав свою гордость, — пишет Смит, — Кавур бросился за помощью к семье, пообещав, что изменит образ жизни и полностью посвятит себя сельскому хозяйству. Его отец погасил огромный долг и в великодушном и сочувственном письме подробно описал последствия тщеславия и самомнения. Сын, по мнению отца, не должен полагать, что может стать богатым и знаменитым без большего смирения, большего здравого смысла и меньшего расточительства с деньгами других людей. Если бы он вернулся домой и вступил в брак, то у него хватило бы ума и силы характера, чтобы быть полезным своей собственной стране, а, может быть, однажды оказаться полезным в правительстве»[75].

Честь была спасена, а душа? Через полгода Камилло испытал сильнейшее потрясение: пришло известие о смерти Анны Джустиниани. Это был удар, поскольку он, скорее всего, понимал, что приложил руку к трагической развязке в судьбе своей возлюбленной. В ночь с 23 на 24 апреля 1841 года Анна выбросилась из окна верхнего этажа и через несколько дней скончалась от полученных травм. Ее мятущаяся душа, искавшая много лет понимания, опоры, любви и утешения, нашла-таки успокоение. А на руках Кавура было ее последнее письмо:

«Женщина, которая любила тебя, мертва. Она была совсем не красива, слишком много страдала. В чем она нуждалась, знала лучше тебя. Она мертва, я повторяю, и в царстве Смерти встретила своих старых соперников. Если она уступила им пальму первенства в этом мире, в котором чувства оказались обманутыми, здесь она превзойдет их. Никто не любил тебя так, как она, потому что ты, Камилло, никогда не был способен измерить степень ее любви. Как она могла раскрыть ее тебе? Никакое человеческое слово не могло выразить ее, никакие действия, совершенные для тебя, — лишь бледная тень того, что сердце хотело произвести в тебе. А ты часто смотрел на меня, молчаливый и эгоистичный, отвергая всякое мое проявление, а я внутри себя питала надежду, что наступит день прозрения. Что! Существует ли безмерная страсть, которую нужно сдерживать вечно? Неужели горящее начало не получит своего полного развития?! Сколько же надо любви, чтобы наполнить сердце, которое ее питает?! Камилло, прощай! В тот момент, когда я пишу эти строки, я твердо решила никогда более тебя не видеть. Ты прочтешь их, надеюсь, только тогда, когда между нами встанет непреодолимая преграда, когда я получу великое посвящение в таинство смерти, когда станет возможным, и я содрогаюсь от этой мысли, забыть тебя»[76].

Не пытаясь сдерживать слезы, Камилло протянул письмо своей матери… Пройдет еще много лет, но он будет вспоминать об Анне (Нине) Джустиниани — единственной женщине, покорившей его сердце.