Одной из спорных тем внутренней политики Пьемонта, касавшейся войны, стал вопрос отношения к эмигрантам из Ломбардии-Венеции и других итальянских государств. Бурные политические события войны, развернувшиеся на территории полуострова, гонения на оппозицию, крестьянские выступления сделали Пьемонт привлекательным местом для итальянской эмиграции. Десятки тысяч людей переехали в Сардинское королевство, которое оказалось единственным местом, сохранившим достижения революции и относительный плюрализм мнений. С одной стороны, правительству необходимо было увеличивать государственные ассигнования на эти цели, а с другой — в Пьемонт приезжали вполне обеспеченные люди, ввозившие сюда свои капиталы. Многие из них были высококвалифицированными и образованными специалистами (журналисты, учителя, врачи, администраторы), они находили свое место на новой родине.
Некоторые пьемонтцы возмущались этим притоком новых граждан. Однако Д'Адзельо считал правильным открыть двери королевства для этих людей. Кавур поддержал главу правительства и полагал, что на большинство эмигрантов надо распространить все гражданские и политические права местных жителей. Такая политика создавала сплав единой итальянской идентичности и закладывала основы для политики уже в рамках всего полуострова. Как правильно заметил Смит, «Кавур мало знал о других регионах Италии, и их (эмигрантов. —
В то же время вопрос эмигрантов становился проблемным в рамках внутренней и внешней политики. Как поступать с людьми, проповедующими революционные, республиканские и экстремистские убеждения? Что делать с негативным отношением соседних государств к этому процессу? Депутаты просто взревели, когда выяснилось, что Гарибальди был арестован в Генуе, когда после поражения Римской республики он пробрался в Пьемонт из Центральной Италии. Народные избранники требовали освобождения народного героя, который мог быть арестован только по решению суда. Кавур не согласился с такой точкой зрения и поддержал правительство, но заявил, что тот получил свое гражданство благодаря борьбе против папы. В конечном итоге Гарибальди оказался в эмиграции за пределами Италии.
Вопрос эмигрантов, например, не раз оказывался проблемным во взаимоотношениях между Сардинией и Австрией. Дело доходило до разрыва дипломатических отношений. Правители итальянских государств неоднократно попрекали Пьемонт в эгоистичной политике стимулирования оттока своих богатых и квалифицированных подданных.
Осенью 1849 года политический кризис в Сардинском королевстве был в самом разгаре. Д'Адзельо решил пойти на весьма рискованный шаг и посоветовал королю распустить парламент, объявить новые выборы и напрямую обратиться к подданным. 20 ноября 1849 года появилась прокламация Виктора Эммануила II (так называемая «Монкальерская прокламация»[172]
), в которой монарх упрекал за неуступчивость парламент, не позволявший ему поддерживать справедливость и свободу, и призывал на предстоящих выборах избрать достойных депутатов.Несмотря на протесты политических противников и обвинения в неконституционности шагов короля, выборы, которые состоялись 10 декабря 1849 года, привели к формированию более лояльного парламента. В результате 9 января 1850 года палата депутатов практически без обсуждения ратифицировала мирный договор с Австрией 112 голосами, «против» 17 при 6 воздержавшихся[173]
.Кавур также был избран в состав новой палаты депутатов и, кроме того, стал членом финансового комитета. Скоро обнаружилось, что он по своим знаниям превосходит других членов комитета, включая некоторых министров. Однако «его драчливые выступления в дебатах были авторитетными, иногда решающими и часто провокационными. В апреле он вызвал на пистолетную дуэль другого члена парламента, в которой ни один из них, к счастью, не пострадал». Но дело этим не ограничилось. В Пьемонте дуэли считались уголовным преступлением и карались лишением свободы. И «правительство, к досаде Кавура, обратилось к парламенту за разрешением на то, чтобы он и его противник предстали перед судом. Но большинство депутатов отказали, и вопрос постепенно был замят. Вместе с тем Кавур оставался убежденным в том, что дуэли были подходящим методом разрешения таких частных ссор. Он не признал, что показал плохой пример игнорирования закона и что фактический иммунитет от судебного преследования, предоставленный депутату, был плохим прецедентом на будущее»[174]
.