Читаем Граф Мирабо полностью

– Ты отличнейший компаньон, – возразил Мирабо, добродушно хлопая его по плечу. – Ты хорошо смекнул, в чем дело, и мы, конечно, будем делать вдвоем великолепные дела. Прежде всего нужно выкроить подходящий для всех сословий из одного и того же материала суконный кафтан. Первоначально он будет из толстого сукна, потому что другого в лавке Мирабо и Ле-Телье не найдется. Высшим сословиям не мешает попробовать на своем теле жесткий народный кафтан. Если же дела наши пойдут хорошо, то мы приобретем тонкие и дорогие ткани, чтобы народ, в свою очередь, почувствовал их на своем столь измученном и пораненном теле. Так, сделав сначала всех людей грубыми, мы сделаем потом их всех утонченными. Что думает мой компаньон об этом?

В эту минуту маркиза де Сальян, которой наскучил разговор в магазине, стала звать к выходу, так как снежная метель сменилась почти ясной солнечной погодой. Мирабо подал ей руку и на прощанье сказал Ле-Телье:

– Объявите всем вашим друзьям, которых, я знаю, у вас немало в кафе и пивных города Экс, что я стал вашим компаньоном. Каждому из народа, кто к нам придет покупать, будет делаться двадцать процентов уступки. Скоро, впрочем, народ получит сам на себя гораздо больше процентов. Самое выгодное дело – быть народом. Скажите еще вашим друзьям, что ежедневно от двенадцати до двух часов я буду в магазине. Тогда я готов каждому, кто придет, держать речь по всякому деловому вопросу, с которым он сочтет нужным ко мне обратиться.

При выходе они увидали несколько человек, остановившихся в изумлении перед новой вывеской.

– Это мои бывшие коллеги из дворянского собрания, заседание которого, по-видимому, кончилось, – тихо сказал Мирабо сестре. – Они стараются смеяться и шутить, но моя вывеска вливается ядом в их внутренности. Смотри, вот и мой почтенный тесть, маркиз де Мариньян, а за ним великолепный архиепископ города Экс, господин де Муажелэн, вооружается очками, чтобы прочесть надпись на доске.

Тут Мирабо увидал свой экипаж, прибывший к концу заседания. Проводив сестру до ее кареты, он дал знак своему кучеру подъехать к самому магазину. Не обращая ни малейшего внимания и не приподнимая даже шляпы перед удивленными при виде его и особенно госпожи де Сальян знакомыми лицами, он сел в экипаж и уехал.

<p>V. Хлеб и мясо</p>

Мирабо сидел в гостинице, в которой жил в Эксе, за табльдотом. Число посетителей у стола так необыкновенно увеличивалось благодаря присутствию Мирабо, что в обычную обеденную залу нужно было открыть двери несколько смежных с нею комнат. У входа же в гостиницу собиралась обыкновенно к этому времени оживленная толпа, ждавшая единственно минуты выхода графа Мирабо, не упускавшего случая обратиться с каким-нибудь возгласом, запросом и даже нередко с формальною речью.

В Эксе, как и в соседних с ним городах Прованса, в особенности в Марселе, куда он ездил от времени до времени, граф Мирабо сделался прославленным народным любимцем. Его влияние и любовь к нему в средних и низших классах народа росли по мере более и более обнаруживавшегося разрыва его с высшим кругом общества. Во всех своих делах народ обращался к нему за советом и решением, ему поверял он свои нужды и затруднения, и Мирабо не только принимал участие во всех собраниях граждан, где обсуждались предстоящие выборы, но и посещал дома бедных людей, которым, умея с ними встать на равную ногу, всегда оказывал помощь.

Сегодня за табльдотом распространились разные слухи из Марселя о возникшем там вследствие вздорожания необходимейших средств пропитания народном волнении. Указывали также на сильное брожение в известной части города Экса, населенной беднейшим и несчастнейшим классом народа, которое, быть может, находится в связи с марсельским восстанием.

Услыхав это, Мирабо вышел на улицу и в стоявшей толпе заметил несколько человек из бедного квартала города, лично ему хорошо знакомых. Толпа встретила его ликующим бесчисленными возгласами: «Да здравствует граф Мирабо!» Только что хотел он вступить с разговор с некоторыми, давно уже казавшимися ему подозрительными рабочими, когда громкий звук трубы спускавшейся по улице экстрапочты привлек особенным образом, полным воспоминаний, его внимание. Быстро подъезжая, экипаж проложил себе сквозь толпу дорогу к отелю, перед которым возле самого Мирабо остановился. Мирабо услыхал свое имя, произнесенное тихим, но хорошо знакомым голосом и был крайне поражен, увидав в карете госпожу Нэра, протягивающую к нему руки для приветствия и ожидая его помощи, чтобы выйти из экипажа. Мирабо приветствовал ее сердечно, но и с тревожным чувством, что поводом к ее неожиданному, без малейшего предупреждения прибытию в Экс могло послужить что-либо неблагоприятное. Затем повел ее под руку в гостиницу; друзья же и почитатели его с выражением крайнего удивления продолжали стоять на улице.

– Эта красивая дама, должно быть, его жена, прилетевшая вслед за ним из Парижа, – хитро улыбаясь, проговорил один рабочий. – По этому случаю мы ему устроим сегодня вечером серенаду. Не правда ли, мэтр Ле-Телье?

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия исторических романов

Андрей Рублёв, инок
Андрей Рублёв, инок

1410 год. Только что над Русью пронеслась очередная татарская гроза – разорительное нашествие темника Едигея. К тому же никак не успокоятся суздальско-нижегородские князья, лишенные своих владений: наводят на русские города татар, мстят. Зреет и распря в московском княжеском роду между великим князем Василием I и его братом, удельным звенигородским владетелем Юрием Дмитриевичем. И даже неоязыческая оппозиция в гибнущей Византийской империи решает использовать Русь в своих политических интересах, которые отнюдь не совпадают с планами Москвы по собиранию русских земель.Среди этих сумятиц, заговоров, интриг и кровавых бед в городах Московского княжества работают прославленные иконописцы – монах Андрей Рублёв и Феофан Гречин. А перед московским и звенигородским князьями стоит задача – возродить сожженный татарами монастырь Сергия Радонежского, 30 лет назад благословившего Русь на борьбу с ордынцами. По княжескому заказу иконник Андрей после многих испытаний и духовных подвигов создает для Сергиевой обители свои самые известные, вершинные творения – Звенигородский чин и удивительный, небывалый прежде на Руси образ Святой Троицы.

Наталья Валерьевна Иртенина

Проза / Историческая проза

Похожие книги