– На этих днях мне еще нельзя будет ехать с тобою в Париж, Генриетта, – сказал Мирабо. – Письмо это от коменданта провинции, графа де Карамана, находящегося в эту минуту в Марселе. Возникшее там народное волнение – весьма тревожного свойства. Народ образовал вооруженные отряды, чтобы требовать понижения цен на хлеб и мясо. Настоящие насильственные действия были совершены до сих пор лишь над некоторыми булочными и мясными лавками; однако уже преследовали на улице экипаж господина Карамана, сопровождая его всевозможными угрозами. Успокоить настроение толпы обращенными к ней речами ему не удалось. Мэр города должен был бежать. Можно опасаться всего самого ужасного. Граф де Караман убедительнейшим образом просит меня тотчас же приехать в Марсель не только для того, чтобы я помог ему советом, но и чтобы оказал свое доброе влияние на марсельский народ. Правда, народ там верит мне, и каждый раз, когда я появлялся в Марселе, он выражал мне свою преданность. Итак, прежде чем ехать с тобою в Париж, я поеду в Марсель, а ты подождешь меня здесь, Генриетта.
Генриетта старалась представить ему необходимость присутствия его в Париже, но Мирабо сказал, что еще необходимее ехать ему туда, где народ страдает, а при неверном объяснении его нужд может пострадать еще больше.
– Когда я восстановлю порядок в Марселе, – прибавил он, – а это мне удастся, тогда я предстану перед министерством в Париже и спрошу его, по какому праву и в чьих интересах оно намеренно тормозить и преследовать национальную деятельность, подобную моей. Я им покажу, что я стал народным трибуном, но что при мне и государству и обществу будет хорошо. Ты же, Генриетта, познакомишься тем временем с моей сестрой, маркизой де Сальян, для которой я напишу тебе несколько слов. Она уже давно желала видеть госпожу Нэра, и вы наверняка сердечно сойдетесь между собою.
Через полчаса Мирабо был готов в дорогу и проехал небольшое расстояние между Эксом и Марселем так быстро, что еще засветло прибыл к берегу Средиземного моря и въехал на улицы не успокоившегося еще города. Многочисленные патрули, составленные из граждан, разъезжали и старались, казалось, с величайшею строгостью водворять порядок, но встречаемые ими то здесь, то там толпы народа с шумом и песнями противились этому. Глядя на толпу привычным глазом, Мирабо сообразил, что она замышляет что-то еще на сегодняшнюю ночь. Гражданские патрули без оружия старались действовать при встрече с толпою одним лишь строгим внушением, но толпа, делая вид повиновения, переходила на другие улицы или площади, где собиралась еще в более грозные скопища.
Мирабо, быстро соображавший, понял, что народные толпы действуют по известному плану. Своим тонким слухом он расслышал распространяемое в публике известие, будто пониженные было цены на мясо и хлеб хотят вновь повысить. При этом неоднократно с возбуждением повторялись имена господина де ла Тур, интенданта провинции, и некоего Ребюфе, имя которого как арендатора городских пошлин было особенно ненавистным.
Заехав в гостиницу для нескольких минут отдыха, Мирабо велел себе привести лошадь, желая, несмотря на поздний час, проехаться по городу и посетить некоторые хорошо ему известные кварталы, населенные матросами и рабочими. Прежде, однако, чем отправиться в эти грозно волнующиеся части города, он хотел явиться к военному коменданту, графу де Караману, чтобы засвидетельствовать, с какою поспешностью им исполнено его требование.
Мирабо застал почтенного старца, с которым уже встречался в обществе в Эксе, в самом унылом настроении. Обрадованный скорым прибытием Мирабо, он не мог скрыть боязни, что нынешней ночью события могут принять самый плачевный оборот. В особенности находился в сомнении насчет того, следует ли уже теперь прибегнуть к военной силе против народа или нет. Стоящие в Марселе войска заперты в казармах и ждут минуты, когда будут привлечены к делу. Объяснив все ясно и точно, господин де Камаран просил у Мирабо откровенного совета.