Генриетта вышла в эту минуту с сияющим радостью лицом, поспешно направляясь к Шамфору, чтобы сообщить ему, какой выше всякого ожидания счастливый исход имел ее разговор с министром. Господин де Бретейль не только принял ее с величайшею предупредительностью, но взял у нее и записку Мирабо с обещанием сегодня же прочесть ее и оценить с наилучшей стороны. Притом, в разговоре с нею, он отозвался не раз о графе Мирабо самым благосклонным образом и заявил, что, по его мнению, изданный ранее тайный приказ короля, которым Мирабо отдавался в неограниченную власть своего отца, не может более иметь действующей силы. Пообещав завтра же доложить об этом королю и о решении немедленно уведомить госпожу Нэра по оставленному ею адресу, он отпустил ее.
– Итак, мы действительно попали в Версаль в счастливую минуту, – сказал Шамфор, взяв Генриетту за руку. – В слоях придворной атмосферы подул сегодня самый необычайный ветер: в одно и то же время он отсылает кардинала в Бастилию, а Мирабо снимает с мели. Нет сомнения, конечно, что Бретейль сделает хорошо все, как обещал. Будь же благословенна вся история с ожерельем, а вы, господин герцог, примите нашу глубокую благодарность!
Вместе с этим они раскланялись с капитаном гвардии, любезно проводившим их до выхода из большой версальской галереи.
IV. Граф Калиостро и его жена
На улице Сен-Клу, в квартале Марэ, находился домик, с некоторых пор сделавшийся, по-видимому, особым центром притяжения высшего парижского общества. В любое время дня стояли перед ним самые блестящие экипажи, из которых, к великому удивлению соседей, выходили знатнейшие придворные кавалеры и дамы, высшие сановники и даже духовные лица.
Было известно, что эти постоянные и обыкновенно долго продолжавшиеся посещения делались какому-то загадочному чужестранцу, нанявшему несколько месяцев тому назад этот дом, в котором он жил со своей женой и еще несколькими лицами, окруженными также удивительной таинственностью. В известные часы целые толпы бедняков подходили к воротам этого дома и с щедрыми подарками, раздаваемыми им великолепно разодетой прислугой, уходили, громко благословляя иностранцев-благодетелей.
В сопровождении многочисленной блестящей свиты, состоявшей из скороходов, камердинеров и других слуг, иностранец прибыл на почтовых с молодой и необыкновенно красивой женой и поселился в этом доме среди великолепнейшей богатой обстановки. Он называл себя графом Калиостро, но это имя часто заменялось другими удивительными титулами и званиями, которыми он заставлял величать себя.
Казался он человеком средних лет, не более сорока; однако умел подчас придать своей физиономии и манерам, которые вообще мог изменять самым поразительным образом, выражение чуть ли не баснословной древности. Вообще, своей внешностью он не производил выгодного впечатления, отчасти вследствие сутуловатости и малоподвижности, отчасти же по странности костюма. Костюм его состоял из голубого шелкового кафтана, обшитого галунами, золотом затканных чулок и бархатных башмаков с блестящими, усыпанными драгоценными камнями пряжками. На голове была шляпа с белыми перьями, которую он редко снимал даже у себя дома и которой странным и смешным образом соответствовала его необыкновенная куафюра, состоявшая из длинных, слегка напудренных, висевших кругом головы заплетенных кос. Все его пальцы, жабо и длинная золотая цепь от часов были покрыты брильянтами, что придавало таинственному блеску, которым он себя окружал, оттенок пустого шарлатанства. При чуть-чуть более холодной погоде он надевал сверх этого одеяния шубу из голубых песцов, покрой которой с меховым же капюшоном придавал всей его фигуре нечто мистическое.
Обстановка в доме была столь же необыкновенна и таинственна. В нем были великолепные покои, убранные со сказочной роскошью, где граф Калиостро принимал своих посетителей. Рядом же с этими залами были расположены небольшие комнатки, куда никто не входил, и которые были наполнены загадочными фигурами, инструментами и всевозможными приспособлениями.
В одном из таких кабинетов сидел теперь Калиостро, весь, казалось, погруженный в ученые занятия и какие-то приготовления. Книга, которую он читал, видимо, поглощала все его внимание; изредка лишь бросал он взгляд на стоявшие около него на жаровнях тигели, клокотание и треск содержимого которых нарушал тишину уединенной комнаты.
Калиостро не замечал, что уже некоторое время позади него стояла дама, с улыбкою смотревшая ему через плечо, до которого наконец слегка дотронулась, чтобы обратить на себя внимание графа. Он оглянулся и приветствовал мимолетной холодной улыбкой графиню Калиостро, просившую выслушать ее.
– Чего ты хочешь, Лоренца? – спросил он с досадой на то, что ему мешают, прелестную женщину, роскошная, но несколько грубая красота которой представлялась благодаря надетому на ней легкому neglige[14] почти во всей своей полноте.