Граф Никита Панин

Петр легко согласился с доводами воспитателя наследника, что не стоит брать с собою Павла в Ораниенбаум, коли у него не все еще задания сделаны, а назавтра мудрейшая задача по арифметике и геометрии, и потом — небрежность во время домашних занятий еще должна быть погашена… И Павел остался в Петербурге под присмотром воспитателя…

Вечером Никита Иванович поехал в свою квартиру, чтобы еще раз наведаться к княгине Дашковой — обсудить последние детали, учесть все «за» и «против»…

Екатерина Романовна приболела, но своего жильца приняла, и они тихо беседовали за чашкой чая. Оба были беспокойны и напряжены — если что не получится, их головы полетят первыми. У Никиты Ивановича нет детей, нет семьи, и он тихонько крестился — слава Богу, что не о ком беспокоиться, благо и брат отъехал в Везовню лечиться и набираться здоровья…

Екатерина Романовна рассказывала, чего стоило ей отправить мужа посланником в Турцию — она тоже не хотела, чтобы он при неблагоприятных обстоятельствах отвечал за ее кипучую деятельность. Детей она услала в Москву, к свекрови. Лишь бы Елизавета, сестра, не проведала…

Они мирно разговаривали, еще и еще раз взвешивали все шансы на успех, готовые на все, как говорится, или грудь в крестах или голова в кустах. Сообщники подошли уже к самому краю бездны, и отступать было некуда…

Внезапно громко застучали в парадную дверь. Было слышно, как дверь приоткрылась, голос лакея что-то сказал, а другой, громкий, бесцеремонный, потребовал княгиню. Голоса, неясная брань. Лакею пришлось отступить, и на лестнице раздались тяжелые шаги.

На пороге появился высокий и статный офицер, капитан артиллерии Алексей Орлов.

— Что случилось, господин капитан, если вы так врываетесь в дом княгини? — спокойно и громко спросил Панин.

Алексей знал Панина, знал, что это один из организаторов и руководителей заговора, и, тяжёло дыша от быстрого подъема по лестнице, бросил только одно:

— Пассек арестован.

Будто громом ударило в сердце Никиты Ивановича, но он не подал и виду, что взволнован, и все так же спокойно спросил:

— А вам известно, за что он арестован? Может быть, это лишь просто следствие какого-либо беспорядка по службе?

— Точно не знаю, ваше превосходительство, — Алексей все еще не мог отдышаться, — но считаю своим долгом предупредить… при нынешних обстоятельствах, — добавил он тише.

— Очень разумно, — Никита Иванович призадумался, а потом все так же спокойно, как будто дело в пустяке, заметил: — Возвратитесь в полк, узнайте, как случилось, при каких обстоятельствах, за что арестован Пассек, и немедленно возвращайтесь обратно. А я подумаю, как нам быть.

Орлов уже повернулся, чтобы уйти, и Никита Иванович кинул ему вслед:

— Будьте осторожны, в городе полно шпионов…

Едва Орлов ушел, как взволнованная и горячая Екатерина Дашкова едва не разразилась слезами: все пропало, заговор раскрыт, и плаха ждет их.

Никита Иванович прикрикнул на княгиню:

— Ну-ка, слезы прочь, подумаем, как нам быть и в том и другом положении…

Но говорил больше он один.

Бледная, трепещущая, едва сдерживающая слезы, Екатерина Романовна упала в кресло, повторяя про себя: «Все пропало, все пропало!»

Никита Иванович взглянул на нее и сурово сказал:

— А плаха так плаха, все равно ваше имя, девятнадцатилетней девушки, будет занесено в анналы истории…

Он знал, как тщеславна эта маленькая дурнушка.

Слезы мгновенно высохли на глазах Екатерины Романовны, самолюбие получило пищу, и воображение унеслось в даль будущих времен.

— А теперь подумаем, как быть, если заговор действительно раскрыт. Но ничто еще не потеряно, на нашей стороне — недовольство гвардии, духовенства, нерасторопность императора, ловкость Екатерины…

Он перечислял и перечислял, и Екатерина Романовна приободрилась.

— Ничто не отменено, ничто не потеряно, случайный арест еще ни о чем не говорит…

Но он знал, что просто успокаивает княгиню. Кто знает, какие аресты еще произведены, и вдруг ничтожный император не оправдает ожиданий Никиты Ивановича. Но ему случалось быть в разных переделках, и он спокойно размышлял, в то же время говоря и говоря, чтобы привести княгиню в надлежащее чувство.

Ждать им пришлось довольно долго.

Но вот загремели на лестнице те же тяжелые шаги, и в дверях вырос Алексей Орлов.