Граф Никита Панин

Капрал Преображенского полка вечером 26 июня спросил поручика Измайлова, скоро ли свергнут императора? Измайлов удивился вопросу. Он, конечно, знал о негодовании гвардии из-за предстоящего похода в Данию, но не предполагал, чтобы свержение императора даже для нижних чинов было только вопросом времени. Измайлов сообщил о словах капрала майору Воейкову, ротному командиру. Тот доложил полковнику Ушакову. Утром капрала допросили в полковой канцелярии. Оказалось, что с подобным же вопросом капрал ходил к капитану Пассеку, но тот прогнал его. Измайлов тоже прогнал капрала, но в полковой канцелярии лежало показание какого-то солдата, что накануне Пассек возмутительно отозвался об императоре. Кроме того, Измайлов донес майору Воейкову о словах капрала, а Пассек умолчал об этом. Показалось ли это подозрительным или Воейкову захотелось выслужиться, только императору был послан в Ораниенбаум подробный доклад. Посланный вернулся с приказом арестовать Пассека. Приказ исполнили вечером. Тотчас же разнесся слух, что капитана гренадерской роты Пассека арестовали и посадили на полковой двор под караул. Рота собралась было во всем вооружении сама собою, без всякого начальнического приказания на ротный плац, но, постояв несколько во фронте, разошлась.

Орлов добавил, что Пассек не таков человек, чтобы угроза могла вырвать у него лишнее слово. Он — друг и собутыльник всех Орловых, и они знают его как человека смелого, решительного. Но дыба есть дыба. Если он заговорит, все пропало…

Панин долго раздумывал. Он уже понял, что надо менять весь план.

— Послать кого в Петергоф, — раздумывал он вслух, — привезти императрицу в казармы Кавалергардского полка, принять от него присягу, объехать полки Измайловский, Семеновский, Преображенский, а потом отправиться к Казанскому собору. За время это, до пяти утра, оповестить всех офицеров и солдат. К Казанскому собору буду и я с наследником.

Дашкова во все глаза смотрела на Панина — так четко и точно отдавал он указания, как будто год назад решил все это…

Да, надо действовать. Теперь или никогда…

Орлов ушел, обещав в точности все выполнить…

Глава третья

К свадьбе начали готовиться задолго. Аннушка, словно настоящая мать Маши, хлопотала с приданым. Какое оно должно быть, она не знала, и единственной ее советчицей оказалась Палашка.

— Ты, Анна Родионовна, не сомневайся, — говорила она, — наши старые крестьянки знают все, что надо, у них и столкуемся…

Петр Иванович только отмахивался в ответ на все вопросы, из головы у него все не выходили мысли о свершившемся в Петербурге перевороте.

Как же так, думал он, какие права у Екатерины, ангальт–цербтской принцессы, на русский престол? Это же настоящее беззаконие, чтобы трон русских царей заняла немка по происхождению, не имеющая никаких корней в стране, никакой родни, кроме мужа, которого она же и свергла? Он кипел возмущением, думал о том, как мог позволить Никита Иванович, его родной брат, так обделить своего воспитанника, Павла, имеющего все права на корону, как мог он оставить дело без последствий? И горел и возмущался…

Вдали от маяка светлее, чем вблизи… И так и эдак рассматривал Петр Иванович совершившийся переворот, и открытое возмущение сменялось в нем ощущением несправедливости, нелепости, ненужности происшедшего.

Но тут его прерывали Аннушка и Маша, все спрашивающие Петра Ивановича о насущных нуждах, о делах, более близких их сердцу. Он отрывался от своих дум, но, ложась спать, все размышлял и строил планы. Он знал, что брат осторожен и справедлив, честен и неподкупен, и понимал, что не зависело от него ничего. Знал он давно и о фаворе Орлова, знал, какое влияние они имели в гвардейских полках, и горел ненавистью к проклятым забиякам, посадившим Екатерину в русские царицы. «И весь-то наш век какой-то бабский, — с горечью думал он, — то лифляндская прачка уселась на исконно русский престол, Екатерина Первая, любовница Меншикова. Знать, и тут не обошлось без преступления. Ходили же тогда слухи при дворе, что нашли Петра мертвым с какой-то зажатой в руке бумажкой. Постарался Меншиков, чтобы не оставил царь наследство свое кому-либо из старинных родов русских бояр».

То сами же бояре посадили себе на голову Анну Иоанновну, одну из дочерей слабоумного брата Петра, Ивана, громадную бабищу, толком ничего не понимающую в управлении государством, и она отдала власть в руки немецкому конюху Бирону. То взошла на правление Анна Леопольдовна, венчав в двухмесячном возрасте своего сына, десятую воду на киселе от родни Петровой.

Ладно хоть Елизавета была плоть от плоти Петровой, да и то сказать — незаконнорожденная. Что ж так не везет России, отвернулся Бог от нее, наказывает русских людей такими царями да государями? А теперь вот и вовсе немецкая принцесса…

Мрачные мысли одолевали Петра Ивановича, он рвался быстрее в столицу, поговорить с братом, узнать его мысли, узнать о всех подробностях.

Но подготовка к свадьбе, да и дела в Везовне все оттягивали и оттягивали отъезд.