Граф Никита Панин

Первое известие о походе Екатерины Сенат получил от Никиты Ивановича в два часа двадцать минут пополуночи. Он успел приехать из Красного кабачка и свой рапорт составил так:

«Правительствующему Сенату.

Имею честь чрез сие уведомить правительствующий Сенат, что ея императорское величество наша всемилостивейшая государыня благополучно маршрут свой продолжает, которую я со всеми полками застал у Красного кабачка на растае. Впрочем ревность неописанную ни мало не умалящуюся к намерению предпринятому во всех полках вижу, о чем и удостоверяю. Н. Панин».

Каждые несколько часов получала императрица донесения от Сената. Все обстояло благополучно. Наутро Сенат не забыл поздравить Екатерину с днем тезоименитства наследника цесаревича Павла Петровича. Именно этот день — Петра и Павла — должен был праздноваться накануне в Петергофе, откуда исчезла Екатерина и где ее тан тщетно искал Петр.

Панин привез Сенату и соображения Екатерины относительно охраны столицы с моря, — он явно советовал это императрице.

Здесь же Екатерине в течение пяти часов отдыха были представлены три гвардейца, посланные Петром с манифестами, им подписанными, о противодействии злым козням Екатерины. Солдаты отдали ей эти жалкие листки бывшего императора со словами:

— На, вот, что поручил нам Петр III, — мы отдаем это тебе. Мы рады, что можем присоединиться к нашим братьям…

Но неизвестность все более тревожила Екатерину — пока что она не знала, что творится в Ораниенбауме, что де? лается в Петергофе, каковы шаги Петра, готовит ли он к обороне голштинские полки и пушки?

Уже в шесть утра она снова выступила в поход — переход совершился до самой пустыни Троице–Сергиева монастыря. И здесь остановилась: вице–канцлер князь Голицын привез Екатерине собственноручное письмо Петра. Странно было ей читать это письмо — Петр сознавал, что был не прав относительно Екатерины, обещал исправиться и предлагал полное примирение. Екатерина только презрительно усмехнулась в ответ на это письмо словно бы нашкодившего школьника, а князь Голицын тут же, под открытым небом, принес присягу на верность Екатерине и присоединился к ее свите.

Зато теперь Екатерина вполне представила картину полной беспомощности Петра. Еще в пять утра в Петергоф ворвался отряд гусар Алексея Орлова — на плацу попалось им несколько сот голштинских рекрутов с деревянными мушкетами, собранными для учения. Гусары в минуту перехватили их, поломали их деревянное оружие и под сильным караулом посадили в конюшни и сараи. Узнав, что бывший император в Ораниенбауме, Алексей Орлов немедленно поскакал туда и занял все выходы и посты.

А к одиннадцати и сама Екатерина въехала в Петергоф и была встречена громовым «ура» и пушечными выстрелами. Здесь и получила она второе письмо от мужа — его привез генерал Измайлов. Петр просил прощения, отказывался от своих прав на русский престол, просил выдать ему небольшую сумму на содержание и отъезд в Голштинию вместе с генералом Гудовичем и фрейлиной Елизаветой Воронцовой.

Екатерина только качала головой и грустно усмехалась, читая эту бумажку, — он так ничего и не понял, он убежден, что ему позволят удалиться в свою любимую Голштинию, он так и не повзрослел, этот ребенок–капрал…

Генерал Измайлов вызвался привезти не только формальное отречение Петра, но и его самого. Все покинули бывшего императора, у него не осталось ни одного верного человека…

Екатерина написала Петру короткую записку — удостоверение дать письменное и своеручное, что отказывается от престола добровольно и не принужденно. Составленный акт Измайлов повез в Ораниенбаум. Сопровождали его Григорий Орлов и князь Голицын.

Измайлов прошел к императору, спутники его остались в приемной. Измайлов вернулся через несколько минут — акт подписан по всей форме. Акт отречения Орлов и Голицын немедленно доставили Екатерине в Петергоф. А еще через несколько минут от ораниенбаумского дворца отъехала карета, в которой сидел Измайлов вместе е бывшим императором, Елизаветой Воронцовой и Гудовичем. Едва она тронулась, ее окружил конвой из гусар и конногвардейцев под командой капрала Григория Потемкина.

В Петергофе Петр молча вышел из кареты, сам отдал шпагу дежурному офицеру. С него сняли Андреевскую ленту и провели в комнату, где он так часто бывал, будучи еще великим князем. Елизавета Воронцова и Гудович были арестованы…

Петр был слаб, измучен, жалок. Ему принесли обед, он переоделся, пообедал, а после обеда его навестил Никита Иванович Панин.

— Много лет спустя Никита Иванович писал:

«Считаю величайшим несчастьем своей жизни, что был обязан видеть Петра в это время»…

Екатерина поручила Панину предоставить низложенному императору выбор, где бы он мог поселиться, пока приготовят ему апартаменты в Шлиссельбурге.

Никита Иванович никак не ожидал увидеть Петра в таком жалком состоянии. Измученный, бледный, дрожащий, он вдруг повалился на колени перед Паниным, хватал его за руки, пытался поцеловать, плакал, умоляя оставить ему Гудовича и Воронцову. Он упрашивал, словно ребенок, мешая слезы со слюнями.