Недоставало света, чтоб открыть для глаз великолепную картину лагеря и ту пестроту движений, которые произвела тревога. Все закипело. Умолкнувший вой барабанов и труб заменился странной разноголосицей, понятной только уху солдата. Топот и ржание лошадей, брякотня оружий, суетливый говор строящихся рядов - все сливалось в один шум, неразборчивый, но ясно возвещавший каждому, что настал грозный час судьбы; что в этом вероломном мраке приближается неприятель... Одни громкие, спокойные голоса начальников ясно отливались по колоннам: "отряхнуть фитили", "прибить заряды", "выслать застрельщиков", "оглядеть кремни" - носилось по линиям выстроенных войск. Мало-помалу тишина улегалась; говор становился тише и тише, и вдруг сигнал приближения начальника, громкая команда - смирно! - полетела по колоннам мрачного лагеря.
Мертвое молчание водворилось повсюду. Несколько человек верхами прискакали к правому флангу...
- Друзья! - раздался мужественный голос перед рядами. - Перекрестимся и возложим твердое упование на бога: он будет заботиться о жизни нашей - нам теперь не до того. Дерзкий разбойник вбежал на нашу родину... на рассвете мы увидим против себя толпы его рабов... Они идут грабить наши дома, наругаться над святыней; резать наших жен и детей... Друзья! Царь и отечество взывают к нам и требуют защиты... На нас смотрит целая армия... за нас бог, защитник святыни... за нами дети наши! С богом, друзья; поздравляю вас с наступающим делом.
Грозное - ура - загремело повсеместно; все узнали голос Неверовского, бестрепетного вождя, любимца победы. Он объехал все колонны, и приближение его к каждой окликалось клятвами умереть смертию храбрых и воплями угроз вероломному пришлецу.
На правой оконечности стана, в частом и высоком кустарнике, поставлена была батарея из шести орудий конной роты полковника князя Тоцкого; сзади кустов расположена была кавалерийская колонна под командою майора, графа Свислоча: два эскадрона драгун и двести казаков составляли оную. На левом фланге стояла другая полурота Тоцкого, и для прикрытия ее кавалерийский отряд, порученный полковнику Богуславу.
Князь находился при первой полуроте: он сошел с лошади и сел на лафетный ящик, его окружили офицеры; мрачное молчание едва прерывалось ржанием лошадей.
- Благородные животные предчувствуют близкий бой, - сказал Тоцкий, сколько раз замечал я, что они смирно никогда не стоят перед сражением.
- Где полковник? - раздалось сзади.
- Храбрый граф Свислоч, - отозвался Тоцкий, узнавший его голос, счастливы ли вы?
- Совершенно счастлив, милый князь; давно пора драться. Насилу бусурманы надумались, как пришел Багратион: мы теперь можем с ними потягаться!
- Что ваши драгуны?
- О, мои драгуны так и просятся поточить палаши о французских латников. Порасстройте только ряды неприятельские вашей картечью; или пусть-ко залетные гости попробуют гикнуть на батарею вашу - смело, князь, давайте им залп под нос, уже у нас не отобьют орудий: вот вам голова и руки мои, что успеете чинно отскакать; а там, как увидим, что вы опять готовы, то мы - вправо и влево; а вы им снова русского хмелю. Слышите, ребята, - продолжал он, обращаясь к канонирам, - надейтесь на нас как на каменную стену... Вот, ей-богу, не выдадим!
Артиллеристы любили графа Свислоча; он часто бывал на их батарее и любил побалагурить.
- Мы знаем, ваше сиятельство, - отозвались некоторые, - что вы не любите выдавать; в вас кровь русская, сила богатырская; французы уж вам давно знакомы.
- Нет, ребята, - отвечал граф, - я этих французов не знаю: те, с которыми я знаком, были молодцы, огненные головы, народ отчаянный - с теми любо бывало сцепиться; а это французики, новички, крендели наполеоновской стряпни: на них бы полицейскую команду выслать довольно.
Солдаты смеялись, офицеры осыпали похвалами мужественного графа и его драгунов; Тоцкий сидел рассеянно на лафете.
- Ваш Ардатов командует центром первой линии, - продолжал граф, - а левую вашу батарею прикрывает Богуслав. Кстати, он лихой малой и молодец на коне... Что ж, полковник, вы велите мне убираться: вы составляете планы, как бить гостей?
- Нет, граф, - дружественно перебил его Тоцкий, - останьтесь с нами: вы нам клад. Однако ж, - продолжал он, - как будто начинает рассветать: уже можно отличить опушку леса... Долго же заставляют нас французы ждать себя - это неучтиво.
- С четверть часа назад, - сказал Свислоч, - я слышал, у них трубили переправу; кажется, должно быть верстах в десяти.
- Нет, ближе, - отвечал князь, - и я слышал.
Между тем восток светлел; небо прояснялось; в утреннем, туманном воздухе зачернелись по полю живые стены нашего лагеря, в разных направлениях поставленные. К генералу беспрестанно носились казаки с известиями.
Наконец, в двадцать минут четвертого часа, большая от Орши дорога закипела вдалеке густою, движущеюся лавою. Все взоры обратились туда. Каждое сердце дрогнуло нетерпеливым ожиданием, и начальствующий авангардом поскакал на правый фланг.