— Еще как! Герасимов через этих двух агентов начал получать массу важнейших сведений о террористах. Успех вскружил ему голову. В своих честолюбивых мечтах он высоко занесся, решил, что ждет его пост товарища министра внутренних дел. Но Государь был недоволен тем, что террористы чувствуют себя в Империи вольготно. Он понизил Герасимова, дал ему почти декоративную должность генерала для поручений при министре внутренних дел. Тот откровенно оскорбился... А далее началось такое, во что разум отказывается верить.
— Иди сюда, любезный! — поманил Курлов лакея, выпил шампанского и продолжил: — Герасимов решил физически устранить “обидчика”. А им был я, ибо получил от Государя то, на что претендовал Герасимов. Как, Аполлинарий Николаевич, вы думаете, что предпринял этот “слуга престола”? Он вызвал из Парижа Петрова и поручил ему убить меня. Взамен обещал “безнаказанность и много денег”. Петров уперся: “Не могу!” Тогда бывший шеф охранки пригрозил: “В таком случае я предоставлю доказательства эсерам, что ты — предатель, а они на расправу скоры!”
— И что же Петров? — от удивления у Соколова поползла вверх бровь.
— Прибежал к полковнику Карпову — начальнику охранного отделения Петербурга и все ему рассказал. Дело дошло до Столыпина, тот возмущенно потребовал: "Если и впрямь Герасимов виновен, следует разоблачить его и предать суду!” С этой целью Петрову сняли конспиративную квартиру. Сюда он должен был пригласить Герасимова и продолжить переговоры о моем убийстве. Соседнюю комнату нарочно оборудовали для подслушивания. Петров жил в этой квартире, как дома. И поскольку у него сохранялась патологическая страсть к деланию бомб, то он и продолжал развлекаться этим. Чтобы обсудить последние детали разоблачения Герасимова, к Петрову заглянул полковник Карпов. Именно во время этого несчастного визита бомба и рванула. Карпова разнесло на куски, Петрова лишь оглушило.
— Вы полагаете, что Петров нарочно убил полковника?
— Не я — суд, который приговорил мещанина Петрова-Воскресенского к смертной казни через повешение.
— Но зачем было рвать полковника бомбой, да еще рисковать самому? — продолжал сомневаться Соколов. — Ведь проще было стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым, а самому скрыться.
Курлов сморщил лоб:
— Наверное, граф, вы правы. Но дело не в этом Петрове — он лишь штрих в той кровавой картине, которая проявилась в результате сей истории. Речь идет о Луканове. Еще до убийства Карпова, но после нанесения “обиды” Герасимову в Граеве вдруг стали исчезать нелегалы. Из двадцати семи человек пятнадцать, работавших под нашим контролем, бесследно исчезли. — Курлов в недоумении развел руками. — Мы вызывали Луканова сюда, устраивали ему проверки — все тщетно. А лучшие люди растворились, как туман на солнце.
— А что говорит сам Луканов?
— Утверждает, что всех благополучно провел через границу, а куда они делись — ни сном ни духом не ведает. “Я, — говорит, — работник честный, что всю жизнь мне начальство приказывает, то все безукоснительно исполняю — без всяких рассуждений. Мне вникать по должности не положено. Я обо всем вам самые точные сведения сообщаю!” Он ведь деньги гребет с обеих сторон — и от охранки, и от эсеров. А деньги для этого дяди — главное в жизни. За них он мать родную зарезал бы, если б предложили.
В зале заиграл оркестр знаменитого Гречанинова — начинались танцы. Под звуки полонеза двое в штатском, но с военной выправкой заканчивали содержательную беседу. Курлов сказал:
— Луканов — ценнейший агент. Благодаря сведениям, которые от него поступают, благополучно прошли путешествия Государя в Полтаву, Крым и Италию. Очень прошу вас, Аполлинарий Николаевич, в этой истории разобраться. Почти уверен, что здесь с какого-то бока замешан Герасимов. Может, он задался целью разрушить нелегальную сеть? Этакая страшная месть! И делает это через Луканова, который выдает агентов эсерам, а те их потихоньку, без шума, убирают. Герасимов вполне мог оплатить эту услугу Луканову.
Соколов произнес:
— Я займусь этой историей. Однако сейчас, Павел Григорьевич, я себя веду по отношению к Марии Егоровне, которая обещала мне танцы, крайне неучтиво. Давайте в нашей занимательной беседе сделаем небольшой перерыв, тем более, что виновница нынешнего торжества заметила наше уединение и спешит сюда.
Любовный круг
Действительно, старая княгиня мелкими спорыми шагами подошла к мужчинам и строго погрозила веером Соколову:
— Граф, да вы просто медведем каким-то стали! Смутили покой моей очаровательной племянницы, та киснет в зале в полной меланхолии, а вы здесь спрятались, заставляете старую женщину вас искать по всему дому.
Соколов, с самым веселым видом, поймал руку княгини, поцеловал с чувством ее и громко произнес:
— Право, Анна Алексеевна, мне стыдно! Тем более, что молодую княжну я помню совсем ребенком, а теперь она стала... ах, просто очаровательна! Как ее родитель себя чувствует?